Прощённые долги

Промучившись остаток ночи, не сомкнув глаз, он рано утром позвонил Озирскому домой. По счастью, Юляша осталась на даче и не донимала его приставаниями, истериками и дурацкими вопросами. Лобанов выкурил пачку сигарет, выпил чайник чифиря, и, как только получился согласие Андрея, сразу же поехал к Петропавловке.

Глава 5

Андрей прохаживался вдоль стены Трубецкого бастиона в ещё не рассосавшихся серых сумерках. Камень был влажным от утреннего тумана и близкой невской воды. Сильный, но тёплый ветер гнал воды против течения по диагонали к правому берегу. И они с плеском омывали грязный серый песок Петропавловского пляжа. Величавая широкая река, всегда приводившая Андрея в восхищение, сейчас почему-то нагоняла тоску. Он решил, в целях безопасности, отойти за кабинку-раздевалку и подождать Лобанова там.

Озирский уже несколько раз встречался с бригадиром землекопов с одного из пригородных кладбищ, знал его биографию в подробностях. Разумеется, было там место и тюрьме, и лагерю, и последующим тёмным делишкам. Уроженец Лодейного Поля, Матвей Лобанов сделал первую ходку, ещё не достигнув совершеннолетия. Он обвинялся по серьёзной статье – нанесение тяжкого вреда здоровью, повлекшее инвалидность потерпевшей. Матвей уже давно не ладил со своей мачехой, и когда ему сровнялось шестнадцать, жестоко избил её лопатой.

Мачеха десять лет ходила на костылях, потом спилась и умерла. А Матвей, отсидев ещё один срок за вымогательство взятки на кладбище, вернулся после освобождения к прежней своей работе. Сейчас Матвею шёл тридцать шестой год. Он явно шёл в гору и был очень доволен жизнью…

Озирский прекрасно знал, что Мотеньку припёрло, и другого выхода у него нет. Кладбищенская братия сейчас окончательно попала под колпак, и у бригадира остаётся только это утро, чтобы попытаться оттянуть надвигающийся крах. Много лет махинации администрации и рабочих нескольких городских и областных кладбищ оставались для милиции тайной. Лишь несколько дней назад Андрею удалось получить окончательное подтверждение противоправной деятельности могильщиков и окончательно вскрыть схему, по которой они действовали.

В розыскном бюро катастрофически не хватало людей, и Андрей поставил на ноги всю агентуру. Этого оказалось достаточно, чтобы в кратчайшие сроки завершить расследование, оформить его документально и положить папку на стол Петренко. Андрей, изнемогая от желания прищучить кладбищенскую шарагу, которая цинично оскорбляла самые святые человеческие чувства, несколько ночей провёл с камерой среди крестов и надгробий.

Конечно, у Матвея тоже есть шпионы, и они донесли своему шефу о том, что личные материалы Андрей в ОРБ пока не передавал. А как раз на этих кассетах и заснято самое интересное, что может положить конец не только группировке Лобанова, но и всей отлично придуманной и сработанной схеме устройства тайников под видом самых обычных захоронений. Матвеем-то ещё могли пожертвовать, но вот схронами – ни за что. И потому, вероятно, раздался сегодня утром этот звонок. Раздался тогда, когда Андрей уже его и не ждал. Он уже собирался увезти на Литейный те самые, последние кассеты.

Разумеется, Лобанов не рассчитывает изъять материалы ни из сейфа в гостинице, ни из автомобиля по дороге, так как знает о привлечении инкассаторов. Похоже, у Матвея остался только один выход – договориться с Озирским полюбовно. Громила в «ночном» камуфляже возник, словно из-под земли, минута в минуту. Андрей мысленно выругал себя за то, что заметил его лишь в последний момент, потому что думал совершенно о другом. Мотька с его тайниками уже мало интересовал Андрея, и все мысли вертелись вокруг Аверина с сыном. Сегодня вечером всё должно было проясниться, и ради этого стоило подъехать на проспект Смирнова, к павильону сдачи стеклотары.

Внешне Лобанов ничуть не изменился – те же светлые глаза с неподвижными зрачками отражали плывущие по небу тучи. Тяжёлая челюсть равномерно двигалась от жевательных движений. Лобанов явно нервничал, потому что всё время оглядывался в сторону Кировского моста, потом оборачивался к стрелке Васильевского острова, почти не заметной в тумане. Ростральные колонны были видны не целиком, а лишь частично. И потому были похожи на мираж.

– Привет! – Матвей пытался казаться покойным, но это плохо ему удавалось. Он надул свою жвачку пузырём, но лицо его было стянуто гримасой страха. – Отойдём к стене, там не так видно.

– Ты кого боишься, Матвей? Мы здесь одни. – Озирский сунул руки в карманы куртки, но к стене всё-таки отошёл. Он усмехался, наблюдая за Лобановым, который едва не клацал зубами от ужаса. – Говори, чего надо. Мне на работу через полчаса.