Прошедшая вечность

Ан-Авагар бегло проверил собственные сторожевые чары – нетронуты. Продержались неплохо, естественное истаивание в должных пределах; нет, обновлять их он сейчас не будет, незачем.

Каменная дверь распахнулась бесшумно, петли словно вчера смазаны, почти не требуется прикладывать усилий. Прохладная темнота, но никакой затхлости, гнили или плесени – у гномов иначе не бывает, только если они специально решат построить затхлое, загнившее или полное плесени подземелье.

А вот и его сундучок. Окован чёрным железом, сделан из железного же дерева, какое не возьмёт ни жук-древоточец, ни уже упоминавшаяся гниль.

«Прости, Клара, дорогая, придётся чуток полежать на голом камне. Впрочем, ты уже и сама почти как камень», – со странной, давно забытой болью внутри подумал эльф, сделавшийся по милости Эйвилль Великой – Ан-Авагаром.

Это было правдой. Кровь в жилах боевого мага Долины обернулась едва протискивающимся по ним льдом, вернее, ледяной кашицей. Мышцы одеревенели; дыхание едва ощущалось.

Жизнь уходила из Клары Хюммель, уходила по капле, и вампиру казалось, что с каждой этой каплей уходит жизнь и из него самого.

И нельзя сказать, что последнее заботило его хоть в малой степени.

Руки Ан-Авагара в чёрных перчатках быстро откинули крышку сундучка. Эликсиры, снадобья, дистилляты, экстракты… весь арсенал вспомогательных средств, когда у чародея нет времени на длительный подбор тонких заклятий.

Тогда, у Гильтана, он использовал кровь эльфа-целителя в надежде затормозить процесс и повернуть его вспять. Не получилось, но просто потому, что крови было маловато.

Да и вообще, что это за кровь у светлых эльфов? Всё равно что сок древесный, видимость одна.

Но успех, хоть и первоначальный, имелся; поэтому понятно, в каком направлении двигаться. А пока что…

Клара по-прежнему лежала на каменном полу, голова бессильно свалилась набок. Следовало нарубить веток, устроить ей ложе, но вампир ощущал – времени на это ему может и не хватить.

Острый коготь, вмиг удлинясь, осторожно коснулся посиневшей кожи на сгибе локтя Клары. Разрез прямо на вене, но кровь не потекла, и Ан-Авагар с ужасом воззрился на чёрно-багровый студень в жиле, от которого повеяло холодом даже на него.

Вампир зубами вырвал намертво осургученную пробку с первого из пузырьков, дёрнулся, как от боли. Осторожно опустил коготь в разрез; капли из скляницы побежали по чёрной кости, одна за другой исчезая в ранке.

Студень, заполнивший артерии и вены волшебницы, ответил яростным шипением, словно живое существо. Над локтем Клары поднялся едкий, остро пахнущий дымок, от которого скривился даже сам Ан-Авагар. Вампир судорожно заморгал, глаза немилосердно щипало, однако он не отвернулся.

Капли словно сами втягивались под кожу волшебницы, исчезая во вскрытой её жиле. Чёрный коготь не дрожал, однако одна Эйвилль Великая могла бы сказать, чего стоила вампиру эта неподвижность.

Он отсчитал полторы сотни капель. Снадобье, какого не было даже у Гильтана – собственно, оно целителю бы и не понадобилось. Творил его Ан-Авагар для себя, процесс занял несколько человеческих лет и потребовал добрую тысячу всевозможнейших ингредиентов из десятков самых разных миров.

Эликсир разжижал кровь, останавливая её превращение в свернувшийся сгусток, как только что заполнивший все сосуды в теле чародейки. Снадобье помогло бы самому вампиру, попади он под подобное заклятие, останавливающее все процессы в живущем лишь магией его теле.

Ан-Авагар работал чётко, словно всю жизнь только тем и занимался, что врачевал сложные магические поражения неизвестной природы. Закончив с вливанием первого эликсира, взялся за второй; пузырёк пришлось удерживать в зубах, потому что правую руку он положил Кларе на грудь, туда, где сердце, – оно билось едва-едва, кровь еле-еле ползла по артериям.

Положил руку на грудь волшебнице, и память словно сама собой швырнула его в прошлое, в зелёный, солнечный, радостный мир, где он был просто эльфом, просто Перворождённым, и был счастлив, всего лишь созерцая звёздные хороводы на мягком небесном бархате.

Нет, ещё он был счастлив, слушая смех и песни, ловя быстрый взгляд из-под длинных ресниц и лукавую улыбку на тонких губах подруги.

Всё было тогда другим.

«И оно может вернуться», – вдруг подумал Ан-Авагар, не успев удивиться очевидной глупости подобных мечтаний. Что и как может вернуться, о чём ты? Хватит об этом, есть дело, думай о нём!..

Ладонь его ощущала сердце Клары, его медленную и трудную работу. Гильтан тоже пытался ему помочь, но по-своему, как принято у живых, не как у мёртвых.

Он старался подтолкнуть, ускорить, заставить – в то время как у сердца просто кончились силы и смерть проникла в каждую мельчайшую его частицу. Кровь, которую должно было качать сердце, его же и парализовала, обратившись в холодный студень.

Мёртвое отвечало мёртвому. Ан-Авагар ощутил, как немеет его собственная рука, но сердце Клары Хюммель начинало биться всё увереннее и быстрее.

Лекарство втягивалось в ранку.

Чуть шевельнулись намертво спёкшиеся губы.

Ан-Авагар едва заметно улыбнулся.