Но все же уничтожить лишний десяток единиц бронетехники было выполнимой задачей. Плазмометы, которые с легкой руки Андрея Рыбина окрестили джаггернаутами или жаробоями, позволяли превратить все вокруг в лунный пейзаж. Куда хуже было, что между танками шли под завязку набитые автобусы. Психограммы говорили, что это обычные люди, в той или иной степени больные синдромом «Х».
Первые танки достигли микрорайона. Разгребая снег бульдозерными ножами и расталкивая засыпанную технику, они расчистили проезды вокруг школы. Из автобусов стали прикладами выталкивать людей на мороз прямо перед оградой. Расстояние позволяло рассмотреть несчастных во всех подробностях. Скорее всего их набирали в районах, близких к границе вымирания.
Судя по сочетаниям коротких курток, жилетов и торчащих из-под них домашних халатов, по тапочкам с теплыми носками, платкам и пледам вместо верхней одежды, людей вывезли силой, дав крайне мало времени на сборы. Потеря жизненных сил не давала им возможности протестовать и вообще как-то реагировать на происходящее. Люди, как полупридушенные зверьки, ждали своей участи под дулами автоматов конвоя.
Среди взрослых мелькали немногочисленные детские фигурки. Маленькие лица были восковыми, зрачки расширены, под глазами чернота. Стоять они не могли и постоянно пытались лечь. Совсем мелких родители держали на руках, и эти малыши выглядели как умирающие птички. Смотреть на них было особенно больно.
Комитет общественного спасения не брезговал откровенно фашистскими методами.
– Мать твою, – вырвалось у Василия. – Что ж они делают, гады?!
– Ничего не изменилось, – оборвал его я. – Первоначальный план. Пусть только все скучкуются.
– Не по-человечески это. Люди в чем виноваты?
– Охота быть расстрелянным? Чтобы дети твои сгнили под землей? И то, если повезет. А то ведь пустят по кругу и кончат в затылок, когда наиграются.
– Волк, блядь, язык твой поганый, – в сердцах сказал Василий, но все же прекратил нытье.
Я приказал аккуратно, не подставляясь, заслонять окна мебелью, надеть поляризаторы и готовиться к мощным световым вспышкам, обстрелу и пожару.
Командиры занялись делом.
В школе закипела работа. Поскольку от раций было мало толка, связь организовали через посыльных. Мы с оператором локатора, Василием и Андреем сидели в темном классе, слушали врывающихся людей, давали распоряжения, а в промежутках между актами управления пытались найти иное решение, кроме массового убийства людей.
В коридоре хлопотали Таня и Аня, молодые и ранние, похожие друг на друга, как сестры. До того, как все началось, они были аспирантками с кафедры Андрея Рыбина, который был у них научным руководителем. При этом девушки отнюдь не были заумными ботаничками. Любая работа, за которую они брались, у них получалась с блеском. Но по иронии судьбы, только когда они были вместе. Оттого заклятые соперницы продолжали делать вид, что они лучшие подруги. Девушки были одними из немногих, кто воспринимал меня всерьез, не ненавидя при этом.
Андрей периодически выглядывал в окно, докладывая о перемещениях противника. Локатор показывал, как люди с разноцветной аурой занимают огневые точки в домах, набив туда же для маскировки десяток-другой статистов. Определенно, комитетчики знали про биолокаторы и приняли меры по своему разумению.
Основная масса продолжала стоять на морозе, прикрывая изготовившихся к штурму солдат и готовую к стрельбе бронетехнику.
Мои люди, посланные слухачами, докладывали о едких разговорах членов моей группы про спрыгнувшего с ума Волкова, который сначала изобрел атомную бомбу из мусора, потом научился защищаться от танковых снарядов листами ДСП.
Как ни печально, однако больше всех по этому поводу прохаживались дочка и «бывшая». Мне очень вдруг захотелось вывести эту прошмондовку и прикончить. Но так, чтобы дочка не видела. Иначе следом нужно будет расстреливать и ее.
Тем временем короткий зимний день подошел к концу. Солнце опустилось к линии горизонта, подчеркивая дымку в морозном воздухе, кладя безысходно-длинные тени на розовый снег, горя багряными бликами в стеклах домов за рекой.
Противник закончил сборы и перешел к следующей стадии. Раздвинув толпу, в ворота протиснулся смешной маленький солдатик в замызганном бушлате, каске не по размеру и с катушкой телефонного провода. В руке парень держал черенок от лопаты с куском белой простыни. Пробираться с этим добром через снежное пространство, разматывая кабель и стараясь не уронить флажок, было крайне сложно. Пару раз знамя парламентера почти коснулось снега, но солдат тут же хватал его и снова поднимал над головой. Наконец он добрался до ступенек парадного входа. Ему аккуратно, стараясь не мелькать в прозрачных стеклах дверей, открыли и также закрыли за ним.
Парня провели к нам. Оружия у солдата, кроме китайского раскладного ножика, не было. Зато обнаружилась рыже-коричневая коробка полевого телефона. Такой я видел только в кино.