Прошедшее продолженное время

Боезапас, кроме гранат, патронов для стрелкового оружия, выстрелов к РПГ и джаггеру, состоял из пяти зарядов полного распада и десятка бочонков незабвенной дымовой смеси на луке, чесноке и дубовых опилках.

Все это спешно укладывалось на свободные места и прикручивалось к корпусу колымаги на воздушном ходу.

Не обошлось без рукоприкладства и поджопников. Работяги словно нарочно делали все через задницу, приглашая отыграться на них за нашу будущую смерть.

До этого я не видел в деле своих бойцов, так что мне выпал шанс попробовать, кто есть кто. Бойцы с удовольствием выполняли мои команды по физическому вразумлению трудников. Кое-кто даже увлекался, но тут же прекращал, помня, что давно не гвардеец, а просто бывший зэк и смертник.

К моменту отправки собралась публика – в основном оборотни из тамбовской делегации. Проводы были короткими и сухими.

Князь не пришел, сославшись на нездоровье. Рогнеда устроила показной плач на тему: «На кого ты меня покинул», Фархад учтиво кивнул, пряча в усы усмешку. Сергей пару раз промакивал слезу, глядя на готовую к старту машину.

Он привез на санках небольшой бочонок с какой-то фосфорорганической отравой. Маркировки на емкости были стерты, швы и горловина носили следы неоднократной герметизации каким-то самодельным составом.

Происхождение яда брат обьяснить не мог, однако сказал, что дрянь в емкости летуча, водорастворима и чрезвычайно ядовита. Было ясно, что это передал отец.

Поразмыслив, я решил не отказываться от подарка. Такая отрава должна неплохо действовать на лишенную защитных покровов биомассу и могла пригодиться.

Доморощенные специалисты дали последние советы водителям и механикам.

Винты басовито загудели, отчетливо завывая «ва-у, ва-у», когда биения пропеллеров складывались друг с другом. Конструкция затряслась, упираясь лыжами в проломанный наст. Водитель добавил газу. Сани неожиданно резво взяли с места, оставляя за собой маленький снежный смерч, поднятый воздушными винтами.

За кормой остались золоченые купола владимирских церквей. Они светили нам, пока не скрылись за стеной заснеженного леса. Экипаж монстрообразного транспорта долго смотрел в их сторону, даже когда они исчезли.

Все понимали, что поездка будет в один конец.

В условиях бездорожья единственный доступный путь проходил в устье Клязьмы. Пробиваться сквозь сплошные леса по козьим тропкам было трудно и долго.

Под монотонное завывание винтов аэросани скользили по весеннему насту нехоженых снежных просторов. Движение в русле реки увеличивало путь по меньшей мере втрое. Но аппарат устойчиво держал на среднем газу 40–60 км/час, что сжимало неделю пешего пути в десяток часов хода. Скорость казалась людям, привыкшим к конной тяге, чуть ли не сверхзвуковой, опасной и пугающей.

Мужики сначала сидели сжавшись, готовые к мгновенной гибели, потом напряжение стало отпускать. Когда люди совсем освоились, началась эйфория. Бывшие зэки горланили песни и орали, пьяные без вина быстротой движения.

Народ требовал от водителя, чтобы тот ехал быстрее. Тут пришлось вмешаться мне, запретив самодеятельность. Не хватало еще разбиться из-за тупого лихачества.

К полудню мы миновали Колокшу и Пекшу. Где-то на берегу должны были быть руины Орехова-Зуева, но снег и деревья не давали возможности их рассмотреть.

Из-за приблизительности навигации я мог только гадать, где мы находимся. Но путь был придуман так, чтобы шансы проехать мимо были минимальными.

Мы поднимались вверх по Клязьме будто по трассе. Дальше нам нужно было найти исток Яузы и спуститься по ней до центра города.

Сани вспарывали наст весь световой день под унылый вой винтов. Скорость отвлекала от печальных мыслей, мозг отвлекался на опасность, толчки, тряску, смену пейзажа.

Мы попытались продолжать движение при свете фар, но я запретил. Особой нужды спешить не было. Зато убиться в темноте элементарно. Замерзшая речка – совсем не гладкий хайвей. Кроме того, транспорт, который выдает себя не только шумом, но и светом, – это перебор.

Я слишком много знал о повадках боевых групп, чтобы позволить себе такое. Особенно сейчас, когда поле вампирских генераторов опрокинуло энергетику Мертвого города и его окрестностей. Не хватало, чтобы нашу коробочку кто-нибудь перекрестил очередями из пулемета.

Машину завалили снегом, экипаж устроился внутри, а десант устроился поодаль в импровизированных снежных укрытиях. Издали все это не особенно бросалось в глаза, напоминая какие-то сугробы или торосы. Я запретил разводить огонь. Мы не мерзли, поскольку на такой случай у нас были электрические одеяла и микросотовые батареи.

Я разделил ночь на три парные смены. Но спать мне все равно приходилось вполглаза: я опасался, что меня зарежут во сне. Коды активации бомб так они, конечно, не узнают, но два джаггернаута и ручница были бы серьезным аргументом при торге с властью. Чего только не сделаешь для спасения ближних.

Примерно в два часа ночи биолокатор взвыл, выбив из меня остатки сна. Я выбросил вперед руку с массометом, откатился с места лежки. Но это было не нападение.