Прошедшие войны

— Да если бы не я, — перебил ее муж, — кто бы тебя в жены взял — уродину такую. Просто я сжалился над тобой; решил, мол, дай помогу, возьму в жены… А потом после революции кто кого кормит… Вспомни всё, вспомни… Ничего, сегодня же твоего братца отправлю на фронт, сегодня же…

Супруга после этих слов подбежала к нему с плачем, бросилась на колени.

— Ахик, Ахик дорогой, пожалей нас, не губи последнее. Оставь сестрицу. Не такая она, не вынесет она это.

— Что значит не такая? А ты какая? Разве не родные вы? Все вы одинаковые. Ничего с ней не будет.

— Скотина! — заорала женщина, вскочила в бешенстве, бросилась с ногтями на мужа, — я тебя убью, задушу гадину.

Ахмед Якубович слегка отстранился, потом с размаху, с силой нанес удар ей в грудь. Жена, как мячик, отлетела, ударилась спиной о чугунную батарею, от боли сморщилась, застонала, стала еще противнее и страшнее для мужа. Магомедалиев потянулся к стакану, допил, смакуя, остаток простокваши, еще раз протяжно отрыгнул, при этом как-то странно, по-гусиному вытянул свою толстую, неповоротливую шею.

— А вообще-то ты просто необразованна, ничего не знаешь, а мы строим коммунизм, и скоро семей, жен и тому подобное не будет, всё будет общее, всё. Поняла? — он посмотрел сверху вниз на лежащую в неестественной позе жену. — Ты мне с утра настроение испортила. Если расскажешь это детям — убью… Сегодня же сниму бронь с твоего милого братца и зятька, пусть поедут и как все повоюют, а то разжирели за моей спиной. Квартиры пусть освобождают, и возвращаются в свои аулы. Если не хотят жить как положено, то пусть делают что хотят. Просто так ничего не бывает… А то вы хотите, чтобы и то было и это, и все остальное, а платить ничем не хотите… Да и плата это? Одно удовольствие. Побыть в обществе такого человека — первого секретаря, члена ЦК! Да это честь для любого нормального человека.

— Не нужна нам эта честь, я ее уже получала. Хватит.

— Ну и что плохого?

— Ничего, просто ты меня с тех пор пинаешь… Сам подставил, раздел, напоил, заставил… Скотина… Не мужчина ты… Если бы не дети…

— Хм, если бы не дети, — перебил ее муж, — то все было бы по-другому… Замолчи, короче… Сама привела сестрицу.

— Не сама, ты сказал.

— Могла бы не приглашать, а то привела, всю напудрила, как гирлянду, весь вечер кривлялись перед ним, а теперь… Сама ведь привела.

— Привела — чтобы дочь не трогал.

— Чего? — обернулся Ахмед Якубович, — дочь не трожь… Дочь — святое.

— Да у тебя ничего нет святого, кроме живота и задницы.

— Чего? — зарычал Магомедалиев, вскочил во весь рост, двинулся на жену, и в это время увидел себя в трусах в большом зеркале, его мысли сразу изменились, но теперь мешала жена. — Короче, если в одиннадцать Калимат у меня в кабинете не будет, пеняй на себя… А теперь проваливай, приготовьте мне свежее белье и побыстрее завтрак… И еще подумай, как ты будешь жить без служанок… Ведь всё у вас есть, ничего не надо, от этого и страдаете в безделии.

Жена со стоном встала, ворча, вышла. После этого Ахмед Якубович посмотрел на себя внимательно в зеркало, несколько раз с трудом подтягивал огромный живот, втягивал его, поднимал вверх плоскую грудь.

— Неделю на диете был, даже икру не ел — так хорошо было, похудел на глазах, и вот вчера надо было, вновь обожрался… Ну ничего, вчера важное дело сделал… Даже, можно сказать, грандиозное… Надо же, новый первый, и сразу у меня в гостях… Хм, теперь все умрут от злости.

Он еще долго вертелся вокруг зеркала, осматривал себя критически сбоку, спереди, пытался оглядеть со спины. Растирал лицо кремом, душился. Теперь думал только о новой восемнадцатилетней секретарше — Леночке, о ее молочном лице, пухленьких щечках, выпуклых губках, о ее белой, ровной шее, неразвитой груди… От этих грез ему стало приятно, легко, даже романтично. Ему страстно захотелось бежать на работу. Чтобы показать новой работнице его силу, власть, всемогущество и в то же время снисходительность и учтивость, даже покорную к женщине мягкость.