И вдруг случилось самое неожиданное — Магомедалиева назначили вторым секретарем обкома, дали звание генерал-майора запаса. Это была мечта! Это был предел! Это было сокровенное желание всего его существования. Первым секретарем быть мог только русский, а вот стать вторым! Это счастье! А остальное — всё его производные.
Правда, дома не было покоя: жена и дочь требовали, просили, умоляли посодействовать Курто, перевезти его в Грозный. Ахмед Якубович выражал внешне полную покорность и озабоченность, однако на самом деле палец о палец не ударил. Теперь ему нужна была репутация добропорядочного семьянина, и он внешне следовал этим канонам. Тем более что хорошо поесть и поспать можно было только дома, в других местах царили голод, нищета, военная мобилизованность.
И все было хорошо, как вдруг он краем уха услышал, что всех чеченцев и ингушей будут выселять в Сибирь. Потом увидел секретное письмо из Москвы. Вначале он не волновался, знал, что он особый. Потом нервозность других руководителей-вайнахов передалась и ему. Сразу побежал в кабинет первого секретаря.
— Андрей Федорович, неужели всех будут выселять? — пожимал он свои толстые, жирные руки.
— Да.
— И руководителей тоже?
— Всех. Абсолютно всех без исключений… Это Указ Верховного Главнокомандующего. Я, конечно, сожалею…
— Но я член партии с 1918 года, — дрожащим голосом начал было заготовленную ранее речь Магомедалиев, но его сухо перебили.
— Извините, Ахмед Якубович, у меня срочные дела.
Второй секретарь обкома тяжело встал, попятился, согнувшись, к выходу через весь длинный кабинет. В это время Андрей Федорович вновь погрузился в чтение каких-то документов. Когда Магомедалиев уже достиг двери, его окрикнули.
— А кстати, Ахмед Якубович, я обещал вашей дочери помочь в судьбе ее мужа… Все-таки фронтовик, герой.
— А Вы что, с ней встречаетесь? — удивился Магомедалиев.
— Да так, изредка… По делам, — слегка качая головой, усмехнулся Андрей Федорович.
После этого диалога Магомедалиев, весь потерянный, ушел домой, закусывая шоколадом, выпил залпом полную бутылку коньяка, завалился в постель и спал весь день и ночь. На рассвете проснулся, лежал долго с открытыми глазами, о чем-то думал, потом сам пошел на кухню, пил чай, много курил, хотел еще выпить коньяку, но боялся, что учуют на работе с утра запах. Вышел из дому раньше обычного, ровно сутки спустя вновь сидел в кабинете первого секретаря.
— Тебе чего, говори, — сквозь зубы процедил Андрей Федорович, делая какие-то пометки на исписанном листке бумаги.
— Андрей Федорович, Вы меня, конечно, извините, — начал Магомедалиев вкрадчиво, при этом на лице его вновь застыла услужливая улыбка, толстые руки вспотели, механически дергались. — У меня к Вам один вопрос.
— Ну-ну, говори, только побыстрее.
Ахмед Якубович торопиться не мог, вопрос был настолько важным, что ему тяжело было говорить.
— Андрей Федорович, — наконец выдавил он из себя, — а этот Указ касается только чеченцев и ингушей или еще кого-либо?
— Только чеченцев и ингушей, — твердо ответил первый секретарь, даже не поднимая головы.
— Понимаете, Андрей Федорович, дело в том, что я не чеченец, — тут он заторопился. — Вот моя жена, она чеченка, а я и моя дочь и сын не чеченцы.
Первый секретарь впервые оторвался от бумаг, отклонился резким движением к спинке стула, бросил на стол ручку, снял очки, уставился с удивлением в лицо Магомедалиева, и вдруг захохотал:
— Ха-ха-ха, как не чеченец? — он еще долго не мог отойти от охватившего его смеха.
— Дело в том, что я дагестанских кровей. Мой дед приехал в Чечню батрачить, так мы здесь и остались. Даже наши матери были все дагестанки.
— Так значит ты тоже не чеченец? — вновь захохотал первый секретарь.
— Да.
— Так что это такое, ты уже не первый из руководителей, что заходят сюда после Указа и говорят, что они не чеченцы. Так как же так получилось, что во всем руководстве республики нет и пары чистых чеченцев?
— Так дело в том, что чеченцы всегда были против Советской власти.
— Ну, дорогой, тут ты загнул, а кто воевал с Деникиным, с бичераховцами?
— Так это не против белых или за красных, а это против России в целом. Им все равно…
— Да-а, может ты и прав, — встал из-за стола Андрей Федорович, — ну а как вы все, нечеченцы, попали во власть?
— Очень просто. Мы поддержали власть обездоленных, а потом пришлось писаться чеченец. Они просто ненавидят нашу власть, и прав товарищ Сталин, что высылает их… Может хоть тогда поумнеют… А вообще-то у нас, у пришлых, всегда с Россией хороший контакт, и мой отец еще во времена царя поддерживал с Грозным секретную связь…
— Да и ты с ними в ладу, — усмехнулся Андрей Федорович, садясь на свое место.
— Ну я по службе.
— Это понятно… Так что Вы хотите? — вновь перешел на официальный тон первый секретарь. Магомедалиев понял, что это значит, однако он не мог больше терпеть и ждать хорошего расположения начальника.
— Может быть мне можно вернуть мою исконную национальность? — взмолился он.
— Нет… Вы ведь лично написали, что Вы чеченец? Почему?
— Попросили… Я выполнял поручение… Я ведь не виноват.