Прошлое — чужая земля

Заметили ли они поблизости кого-нибудь? Да нет, вроде никого. То есть, конечно, рядом проезжали машины, и нельзя исключить, что никто не проходил мимо, пока они помогали девушке. Вернее сказать, кто-то точно прошел, уточнила женщина — похоже, в этой паре верховодила именно она. Но они его не запомнили. И дать хоть какое-то описание не могли.

Вот и все.

Пока они подписывали бесполезные показания, приехала девушка в сопровождении человека лет пятидесяти. Судя по выражению лица, он еще толком не понял, что произошло. Отец.

Девушка оказалась невысокой толстушкой — ни красавица, ни уродина. Незаметная, подумал Кити, предлагая ей сесть перед столом.

«Кто знает, по какому критерию он их отбирает», — продолжал размышлять он, пока Пеллегрини составлял протокол на новой электронной пишущей машинке, с которой только он умел обращаться.

— Как вы себя чувствуете? — Задавая этот вопрос, он хорошо понимал его идиотизм.

— Сейчас чуть лучше.

— Вы можете рассказать нам о том, что произошло? Что вы помните?

Девушка не ответила и опустила голову. Кити нашел взглядом Мартинелли и показал ему глазами на отца, сидящего на диванчике. Мартинелли быстро сообразил, что от него требуется, и предложил отцу девушки пройти с ним в другую комнату. Всего на несколько минут.

— Возможно, вам неудобно рассказывать о том, что случилось, в присутствии отца.

Девушка кивнула, но ничего не сказала.

— Я понимаю, что вам неловко разговаривать и с нами — мы все мужчины. Мы можем найти женщину-психолога или социального работника. Она примет участие в нашей беседе, если вам так будет легче.

«Где я, черт возьми, достану психолога или социального работника в такой час», — думал Кити про себя. Но девушка отказалась — не видела в этом необходимости. Главное, чтобы отец не слушал.

— Тогда будьте добры, расскажите нам, что помните. Спокойно, с самого начала.

Они пошли с подругами в бар в центре города: выпить и поболтать. Как часто случалось, в тот вечер ребят с ними не было. В половине двенадцатого она ушла вместе с одной из девушек — они не хотели задерживаться, потому что на следующий день собирались идти на лекции. Прошли вместе какую-то часть дороги, а потом разошлись: каждая повернула к себе домой.

Нет, раньше они всегда спокойно возвращались по вечерам домой. Нет, они не читали в газетах и не видели по телевизору сообщений о подобных случаях.

Перейдя к рассказу об изнасиловании, Катерина — так ее звали — засмущалась, естественно, еще больше. Не прошло и пяти минут, как она простилась со своей подругой. Она шла обычным шагом. Никого и ничего особенного не заметила. Пока сзади на нее не обрушился сильнейший удар по голове. Били кулаком или каким-то твердым предметом. Возможно, на несколько секунд она потеряла сознание. Очнулась в подъезде старого дома. Он поставил ее на колени. Она помнила, что там воняло: грязью, тухлятиной и кошачьей мочой. Еще она помнила его голос: спокойный, с железными нотами. Казалось, он полностью владел собой. Он объяснил ей, что надо делать: закрыть глаза, низко опустить голову и не пытаться взглянуть ему в лицо. Он сказал, что, если она ослушается, он убьет ее голыми руками. Все это он говорил совершенно спокойно, как будто делал привычную работу. Она повиновалась.

В конце он снова ее ударил. Очень сильно, в лицо. Он приказал ей не кричать и не двигаться, пока не досчитает до трехсот. Потом может встать и уйти. Он сказал, что хочет услышать, как она громко начнет считать. Она послушалась и в том вонючем, темном и пустом подъезде громко досчитала до ста.

Нет, описать его она не могла. Кажется, довольно высокий… Ничего более определенного от нее не добились.

Лица она не видела даже мельком.

Смогла бы она узнать его голос, если снова услышит его?

Голос — да. Его она запомнит навсегда.

Кити дал ей подписать протокол и попросил позвонить, если она вдруг вспомнит что-нибудь еще или если ей что-нибудь понадобится. Девушка на каждую реплику Кити отвечала кивком головы. Механически, как заевший автомат.

Потом она ушла, двигаясь таким же образом.

Глава 10

С того дня моим основным занятием стало изучение карточных трюков. Точнее, единственным занятием.

Утром я вставал, когда родителей уже не было. Принимал душ, одевался, проверял, хорошо ли видны на моем столе учебники по праву, по которым, как думали родители, я занимался, доставал колоду карт и начинал упражняться — часы напролет. Вторая половина дня проходила так же, только я вел себя осторожнее, потому что мама обычно уже возвращалась домой, а мне совсем не хотелось обсуждать с ней свои будущие академические задолженности.

Пару раз в неделю я ходил к Франческо на урок. Он говорил, что у меня талант: ловкие пальцы и жажда знаний. Короче, я научился делать такие вещи, о каких недавно и мечтать не мог.

Прежде всего, фокус с тремя картами. Я так хорошо делал этот трюк, что иной раз меня так и подмывало пойти в сад на площади Умберто, сесть на лавочку и развести какого-нибудь дурачка.