Я всегда хотел видеть другие страны, приобщиться к культурам других народов. Зачастую, если мне предлагали контракты за границей, соглашался на них из чистого любопытства, порой даже за более низкую плату, чем обычно, и только потому, что не мог упустить случая увидеть что-то новое, чему-то научиться. По этой причине я из бродячего актера, которым и так был, превратился в самого настоящего бродягу. Приникнув к глазку кинокамеры или фотоаппарата, путешествовал, внимательно приглядываясь и прислушиваясь, переходя от одной музыки к другой, от одного языка к другому, от одного места к другому. Все новое давалось мне без усилий, с легкостью удерживаясь в голове. Я не стремился специально запоминать что-либо, и тем не менее в моей памяти откладывалось все самое главное, во всяком случае, то, что рано или поздно могло пригодиться. Я никогда не начинал сознательно изучать тот или иной иностранный язык, но от посещения каждой новой земли и встречи с новой культурой всегда оставалось что-нибудь полезное: английский, итальянский, испанский, чуть — чуть русского, фрагменты немецкого. Научился говорить «здравствуйте», «до свидания», «спасибо», «сколько?» на десятке языков и на пяти из них могу петь. Запомнил и то, что больше всего нравилось публике каждой из стран, в которых я выступал. Я почти всюду пел одни и те же песни, но композиция программы менялась в зависимости от страны. Здесь я пел только на французском, там — еще и на местном языке, где-то публика предпочитала во время исполнения читать брошюрки с переводами. Артистическое и коммерческое окружение часто упрекало меня в том, что, когда появляется очередной мой диск, имеющий успех, меня обычно нет во Франции, хотя мое присутствие могло бы повлиять на увеличение продаж. Но я предпочитал дать диску возможность работать на меня, а сам снова отправлялся в путь, как будто одно место мне намазали скипидаром. Мне хотелось совместить удовольствие от пения и радость путешествия. Я был в своем роде исследователем ничего и всего, Стэнли и Ливингстоном незначащих вещей, но это занимало полностью голову и сердце, «черные ящики» моего существования. Фильмы о моих бродяжествах никогда не появятся на афишах, но я часто, закрыв глаза, просматриваю их в темном зале своих воспоминаний, и мне на память вновь и вновь приходят те запахи, впечатления и образы, что, без сомнения, обогатили меня.
Привет тебе, Морис Декобра!
В те времена, когда переезд на поезде по маршруту Париж— Ментон длился ночь, я, тогда еще начинающая знаменитость, в честь удачного контракта с казино «Монте — Карло» впервые купил себе билет первого класса в спальном вагоне ночного поезда. Я уже знал, что многих престижных артистов международного уровня в «Монте — Карло» едва удостаивали аплодисментов, поэтому очень беспокоился об уготованной мне судьбе. Перед отъездом Жан — Луи Марке задал Раулю Бретону вопрос, который с недавних пор терзал его: какой гонорар запросить за мои выступления?
— Сколько ты обычно требуешь?
— Три тысячи франков.
— Ну, тогда проси тридцать тысяч, — сказал Рауль. — В конце концов ты открываешь рот одинаково, чтобы произнести «три» и «тридцать».