Прошлое и будущее

Я снова взялся за свои тексты, выискивая огрехи: «Молодость», «Потому что», «Чтобы сыграть джэм», «Я себе представлял», песня «Ненавижу воскресенья», получившая на фестивале шансона в Довилле приз Общества драматургов. Все было соблюдено — рифмы, цезуры и полустишия, темы соответствовали духу времени. Меня отличало то, что я никому не подражал. Многие певцы исполняли мои песни и даже требовали новых. В чем меня упрекала пресса? Ей не нравилась моя внешность? Так я ее не выбирал, не все же рождаются с греческим профилем. Мой голос? Ах да, мой голос! Сколько же чернил было потрачено на то, чтобы написать о нем. Приглушенный, хриплый — согласен. Но это был голос улицы, голос соседа по лестничной клетке, и публика уже начала к нему привыкать. Почему так прекрасно воспринимается хриплый голос заокеанского певца, но не голос француза? Может, мне надо было работать над тем, чтобы петь тонким голоском, таким как у Тино Росси? А может, надо было сделать себе лоб, как у Жана Маре, нос, как у Марлона Брандо, и рот, как у Мориса Шевалье? Или возродить средневековые технологии и нарастить пять — десять сантиметров благодаря пытке растяжения? Об этом не могло быть и речи! Пусть думают что хотят. Послав все это к черту, я продолжал писать о любви и о повседневной жизни.

После любви
Мы — единое целое.
После любви
Наши члены тяжелы,
И в смятых простынях
Мы лежим, сплетясь в объятьях.
После любви На исходе дня
Лежим и мечтаем.

Почти пятнадцать лет я ждал, что мои хулители успокоятся и изменят свое мнение, видя восторженную реакцию международной аудитории. Как бы не так — ничего, niente, nothing, nada.И тогда я продолжил свой скромный путь, выступая в основном за границей, где пресса с самого начала меня любила и баловала. В Польше меня даже назвали «Наполеоном песни». Неплохо для того, кто всегда мечтал сжигать мосты.

Одним из самых ярых моих противников, то ли по велению моды, то ли из духа противоречия, был администратор театра «Комеди Франсез». Кроме всего прочего, он был журналистом и посвятил мне кучу уничижительных статей. Ему нужен был достаточно известный певец для участия в благотворительном вечере, поскольку надо было привлечь побольше людей и, соответственно, денег. Выбор членов товарищества «Комеди Франсез», как мне рассказывали, был единодушен: Азнавур. И тогда наш приятель оказался перед серьезной дилеммой: какова будет моя реакция? Не рискуя обратиться ко мне лично, он подослал вместо себя эмиссара, которого я принял спокойно и любезно. Тот изложил просьбу, состоявшую в основном из громких, напыщенных слов типа «исключительный вечер, будут присутствовать самые видные деятели искусства и политики, одна из самых престижных сцен мира и прочая, и прочая…» Когда он закончил свою речь, я молча смотрел ему в глаза, никак не реагируя на эти слова. Он несколько переборщил, считая, что очень хорошо все расписал.

Подумайте сами, мне делали просто царский подарок. Было такое впечатление, что сам Мольер расстелит передо мной красный с золотом ковер, передо мной — жалким певчишкой из варьете! По всей видимости, он ожидал, что я в глубоком волнении упаду на колени и, тронутый до слез, прошепчу: «О, спасибо, спасибо!» еще более надтреснутым голосом, чем обычно. Я хорошо владею своей профессией, поэтому знаю, как воздействует на зрителя долгая пауза. У него, наверное, создалось впечатление, что я не могу произнести ни слова от волнения. И тут я спокойно, чрезвычайно степенно, делая хорошо выдержанные паузы между фразами, с наивной улыбкой ответил: «А почему же господин администратор не пришел сам? В конечном счете, вы мне предлагаете не контракт, а, насколько я понимаю, выступление на общественных началах». Человек тут же потерял весь свой лоск и начал что-то мямлить, ссылаясь на какие-то нелепые и малоубедительные причины. Чтобы покончить с этим, я поднялся и любезно добавил: «Буду рад сообщить свой ответ лично господину администратору и никому кроме него». Последняя точка поставлена, выход через левые кулисы, и удовлетворенная ухмылка на моей физиономии! Через сорок восемь часов я уже обедал с господином администратором, и в день гала — концерта «Мольер» расстелил-таки передо мной красный с золотом ковер. На сцене прославленного театра «Комеди Франсез» состоялся мой первый и последний спектакль под названием «С Азнавуром не шутят».