В итоге Олесе пришлось сдаться и отправиться с дочерью снова на улицу. Поисками у подъезда они, конечно же, не ограничились. Обошли почти половину квартала. У Олеси уже совершенно не было сил ходить, она жутко замерзла еще там, в лесу и сейчас чувствовала нездоровый озноб, сотрясающий все тело. Но приходилось покорно ходить за дочерью и выкрикивать имя собаки, которая давно покоилась в земле. Наконец, Настя устала, заплакала от отчаяния и все же согласилась пойти домой.
Наскоро приготовив ужин и уложив дочь спать, Олеся продолжила уборку в квартире, стараясь действовать бесшумно. Закончила она лишь ближе к рассвету. Прилегла прямо в одежде и мгновенно заснула, сказалась нервозность вчерашнего вечера и ночи. Казалось, она едва закрыла глаза, как тут же зазвонил будильник. Нужно было поднимать Настю в школу.
Девочка поначалу наотрез отказалась идти на уроки, ссылаясь на то, что им нужно искать Зефира, но Олеся клятвенно пообещала, что займется этим сама, а после занятий они продолжат поиски вместе. Огромных усилий ей стоило сохранять спокойствие, но она чувствовала, что силы на исходе. Кроме того, все эти вечерне-ночные хождения на холоде не прошли даром, и Олеся физически ощущала, что у нее поднялась температура.
Отведя Настю в школу и отзвонившись на работу с просьбой об отгуле, она выпила жаропонижающее, завела будильник и легла в кровать, почти сразу же провалившись в тяжелый сон.
Однако проснулась Олеся не от звука будильника, а от того, что на кухне что-то громыхнуло.
Глава 11
Она подскочила на кровати, словно ужаленная. Снова прислушалась. В кухне явно кто-то был. Из крана лилась вода, хлопнула дверца холодильника.
Выбравшись из кровати, Олеся набросила на плечи халат и осторожно, на цыпочках, подкралась к двери, затаив дыхание, медленно ее открыла. Боязливо окинула взглядом коридор и видимую часть зала — пусто. Вспомнив про телефон, на всякий случай открыла набор номера и приготовилась быстро вбить цифры 102. Затем так же тихо прокралась к кухне, да так и замерла на пороге.
Возле плиты, весело насвистывая, стоял Кир и что-то жарил на ее сковородке.
— Ты как сюда попал?! — возмущенно воскликнула Олеся. У нее даже дыхание сбилось от наглого присутствия опера.
— О, привет! С добрым утром! — оглянувшись на нее, как ни в чем не бывало выдал он широкую улыбку и снова обратил свое внимание на шипящую сковороду.
— Я тебя спросила, как ты вошел?
— Через дверь.
— Понятно, что не через окно, — не оценила его шутку Олеся. — Кажется, я не давала тебе ключи.
— Не переживай по этому поводу, я сам взял.
— Что ты здесь делаешь?
— Завтрак готовлю.
— Кир, хватит паясничать!
— Так я серьезно, — он продемонстрировал сковородку, после чего кивнул в сторону стола: — Давай, садись, уже все готово! Позавтракаем вместе. Не знаю, как ты, а я голоден.
Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Ведет себя словно хозяин здесь!
— Ты напугал меня.
— Ну, так я ж и говорю, плохо же без мужика, — заметил опер, ставя на стол тарелки и сваливая туда по порции яичницы. — Был бы рядом с тобой Крест, — тоном Кота Баюна завел свою излюбленную сказку, — тебя бы ни одна сволочь тронуть не смела, да? — кинув на нее короткий косой взгляд, Кир продолжил: — А то трутся тут, понимаешь ли, всякие… Нет, — спохватился он, оглядывая кухню в поисках вилок, — я не про себя. Я про того типа, который только что околачивался на твоей площадке, а, завидев меня, почему-то смылся.
— Какого типа? — Олеся невольно нахмурилась. Хотела она того или нет, но испуг противной россыпью затанцевал по коже, прогоняя прочь гнев.
— Чайник поставь, — отвлекся на секунду от своих фантазий (фантазий ли?) Кир, а затем вернулся к сказанию, завел прежнюю шарманку: — Вот я и говорю, был бы рядом с тобой Крест…
— Его здесь нет! — твердо отрезала Олеся, вновь чувствуя прилив сил от упоминания Жени. — И к его матери я не поеду!
Он на ее протест пожал плечами и бесхитростно, весело пообещал:
— Да х*р с ним, с Крестом, я сам его найду, без твоей помощи. Сделаю тебе сюрприз, потом спасибо скажешь.
— Какой сюрприз? — в душе Олеси похолодело.
— Да не переживай ты, — увидев, что на ней нет лица, Кир продолжал глумиться: — Мы не будем ему рассказывать, как вчера хоронили вашу собачку. Как ты вчера была очень мне благодарна за помощь.
— Какая же ты свинья! — не в силах видеть его мерзкую рожу, Олеся повернулась с намерением покинуть кухню, но Кир, догнав ее в два счета, резко развернул ее к себе.
— Что ты сказала?!
Видимо, он еще не весь свой яд на нее извел. Теперь он исторгался не на словах, а сочился во взгляде. Явная фальшь его сочувствия к ней была очевидна.
— Что слышал, — глядя ему в глаза, бесстрашно ответила Олеся.
— Я же к тебе по-хорошему, — снова наигранно ласково произнес опер, однако его рука до боли сжимала тонкое предплечье. — Забочусь о тебе! Ты же одна совсем тут, в огромном, чужом городе! Кто тебе еще поможет, кроме меня?!
— Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Вчера ты считала иначе, — напомнил он.