Читаем Прошлое. Настоящее. Будущее полностью

Но обречённым дают именно что ложную картину мира и ложные ценности. То есть именно что противоречащие истине. Ни в коем случае не так, чтоб прямо и откровенно: тут уже могут восстать базовые инстинкты, взбунтоваться подкорка. Яд должен быть сладким, предлагаемая обречённым картина мира и ценности кажутся в одной своей части возвышенной и прекрасной, а в другой – правдивой и честной. Фигня в том, что те, кто эту картину перед глазами держат – или вымирают, или прозябают в рабстве у других народов.

Русские находятся именно в таком положении. Поэтому всё, абсолютно всё, во что они верят (и во что не верят, причём последнее гораздо важнее) – идёт им во вред.

Это касается и реальных убеждений, и парадных ценностей, выставляемых напоказ. Потому что за любыми парадными благоглупостями всегда имеется хотя бы одно реальное убеждение – что эти благоглупости можно и нужно превозносить, потому что они защищают от чего-то реального и страшного. Человек, проповедующий то, чему сам не следует, всегда делает это из страха, причём не обязательно за себя лично (хотя чаще всего – именно за себя). Он надеется, что если все будут повторять эти благоглупости и хотя бы делать вид, что по ним живут, то начальство оценит такое хорошее поведение и не будет зверствовать слишком люто. «Будем хорошими – и выживем». Что, разумеется, не работает: не для того нам присаживали «хорошесть» именно в том варианте, который мы знаем.

Зато стремящемуся данные обстоятельства дают шанс кое в чём разобраться.

Дальше я настоятельно прошу (нет, не так – настоятельно прошу) не торопиться читать дальше, а сначала подумать, точно ли вам это нужно и интересно. Потому что, с одной стороны, ничего поражающего воображение я не скажу, никаких великих тайн пещеры Лейхтвейса или хотя бы секретов уринотерапии. Собственно, дальше – очень банальные вещи, на уровне «пять плюс семь равно двенадцать». Тем не менее понимание этих банальных вещей некоторым образом обязывает. Непонимание после ознакомления обязывает тоже. Не то чтобы очень, а всё-таки. Да, вопрос «а перед кем обязывает» – лишний. Sapienti sat [102].

Если просто взять какую-нибудь благоглупость, которую у нас считают ценностью, и попытаться построить прямое отрицание её, получится, скорее всего, какая-нибудь гадость в стиле «воруй, убивай, люби гусей». Более того, если к гадости присмотреться, то она, скорее всего, окажется чем-то из реальных ценностей, которые исповедует наш обречённый социум. Если же начинать с ценностей и убеждений реальных и пытаться отрицать их, мы, скорее всего, вылетим в область ценностей парадных. Кажется, что выхода нет. Тут торчит белый рог, а там чёрный, между двух рогов нам и ходить.

На самом деле ход есть. Вернее, два последовательных хода. На самом деле ходов четыре, но мы сделаем только те, которые со времён Декарта дозволены и профанам: нигредо и альбедо. Цвета не подключаем: для наших целей и этого достаточно.

Сначала берём парадную ценность. Желательно не сочинять формулировку, а найти её, в максимально парадном виде. И… нет, не отрицаем её, нет. Также non ridere, non lugere, neque detestari (не насмехаться, не оплакивать, не проклинать), как советовал оптических дел мастер. То есть, конечно, именно всё это и нужно проделать, точнее – без этого не получится. Но это необходимые подготовительные этапы, причём готовят они исключительно самого стремящегося. Работа начинается с intelligere [103].

Итак, мы стремимся парадную ценность понять. Но – понять её в худшем смысле из всех возможных. Именно в худшем. Подбираем ту интерпретацию, которая оказывается максимально гнусной и отвратительной. Будьте уверены: это-то понимание и есть правильное. Это то, чего требуют от вас на самом деле.

И её-то – то есть парадную ценность, понятую таким образом – мы и отрицаем. Не впустую, не словом «не». Мы ей что-то противопоставляем. Нечто противоположное.

Внимание, самое главное. Ценность, противопоставленная исходной парадной ценности, не может выглядеть цинической, мерзкой, противоречащей нравственному чувству и так далее. Она должна быть именно ценностью, причём вполне очевидной. Если она выглядит плохо, мы должны её переформулировать. Опять криво – опять переформулировать. Пока не получится то, что надо.

Дальше мы можем полученную ценность с исходной и обнаружить… но это уже цитринитас, нам туда покамест не по чину. Сосредоточимся на том, что нам можно.

Теперь наглядный пример.

Как уже было сказано выше, исходный материал должен быть найден. Подобран, так сказать, на дороге. Это должны быть чужие слова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное