Прошлое с нами (Книга вторая)

Андреев долго отстегивал размокшую петлю трофейного фонарика. Потом закрылся палаткой, завел красный фильтр, включил свет. Зотин развернул планшетку.

— Тетрадь... фотографии, два письма... а документы? — спросил он, выложив все, что было в планшетке.

— Захватил, что попало... думал, они в планшетке, — ответил Кузнецов.

Разве он не знает, где хранятся у командира документы?

— Что вы насели?.. Места живого не было... искромсан весь... а им документы...

— Жаль лейтенанта... хороший парень был, — печально сказал Андреев, — и вот...

— Ладно читать отходную, — прервал его Кузнецов. Только теперь я начал сознавать, насколько безнадежно было положение. Даже не верил, что удалось выскользнуть. Однополчан Юппа, шедших за нами по пятам, задержала ссора. Но они договорились в Гапоновке и продолжили преследование. Несомненно, они видели следы на берегу речки. Не захотели лезть в холодную воду. Это спасло нас.

Мы выбрались из петли, потеряли двух человек. Вдвоем они пришли, и оба погибли. Старшего политрука Хайкина я видел впервые. Мало знал и лейтенанта Обушного. Видел мельком, во время рекогносцировки Чернобыльской переправы, и позже, когда полк поддерживал 204-ю ВДБр перед плацдармом восточнее Чернигова. Потом еще после атаки ночью возле стога. И вот он погиб в поле под Гапоновкой. Мы вместе учились в Сумском артиллерийском училище. Меня удручала гибель лейтенанта Обушного.

— Не зря они убегали от нас, — Андреев умолк.

— До своих далеко и где они?.. Смерть... Она вот, рядом, — продолжал Кузнецов, — на той стороне Гапоновки Хайкин остался, на этой... лейтенант...

— Довольно вам, — оборвал его Зотин. — Давайте перейдем дорогу?

Вырисовывались очертания кургана. Подножие опоясала неглубокая канава. На дне вода. Но почва значительно суше, чем за Гапоновкой.

Свет фар в стороне Лохвицы делался ярче. Стал слышен гул двигателей. Машин было три. Кто-то вспомнил о патронах.

— Что... стрелять хотите? Еле выбрались из одного капкана... нет, пусть катятся, — начал Кузнецов.

Нападать никто не собирается. Но подготовиться не метает. Что у нас осталось из оружия?

Помимо четырех пистолетов ТТ — моего, Андреева, Кузнецова и Меликова — имелись два парабеллума у Зотина и у меня и четыре автомата. Кузнецов выбросил свой после того, как израсходовал магазин, на ремне он нес длинный, почти до колен, трофейный штыковой нож в металлических ножнах.

Почему Кузнецов бросил оружие?

— Какой смысл таскать железо? Найдем патроны, будет и автомат, отдельно такие вещи не валяются. Довольно того, что есть... чем меньше стрелять...

Осталось немногим более полусотни немецких патронов, кроме того, что было в пистолетных обоймах. Не хватило снарядить и двух автоматных магазинов.

Свет на дороге усиливался, потом слабел. Фары скрылись в лощине. Три, пять, девять, тринадцать пар.

Машины приближались. Отчетливей слышался стук, монотонный и мягкий. Что это? Недоумение рассеялось, когда в конусах света начали обрисовываться силуэты. Это не тяжелые машины, как я считал, а полугусеничные броневики. На передке колеса, задний мост — гусеничный. Некоторые имели на крюке орудия с длинными стволами, по-видимому, противотанковые.

Броневики двигались из Лохвицы в сторону Сенчи. До грейдера сто шагов, габаритные огни удалялись. Прошли еще четыре бронетранспортера и несколько колесных машин.

Снова наползла темнота. Посыпал дождь.

— Свет... — Зотин указывал на север, — фары...

— Ракета, — возразил Медиков, — смотрите, и там светит рядом...

В направлении Лохвицы зарево. Опять похоже — шла машина. Впрочем, утверждать трудно. Местность всхолмленная. Бугры... балки. Утром маячил на горизонте лес, а сейчас темень. В пяти шагах не разглядеть человека. Холодно. Мокро. Пора трогаться.

— Стоит ли тащить трофеи из-за одного магазина, — уже на ходу проговорил Зотин. — Что толку?

Автоматы, верно, но недолго послужившие нам, пришлось бросить. Патроны разделили.

Столкновение

На буграх взлетали ракеты. Низкие тучи поглощают свет, и он рассеивается беспорядочными волнами. Как судить о расстояниях? Раз за разом нужно останавливаться, напрягать слух, вглядываться в темноту.

Позади снова свет фар. Я определил направление по компасу. В районе Гапоновки небо озаряют тускло-желтые сполохи, несутся, рассекая темноту, трассирующие очереди. Дальше, у Веслав и Исковцев, и в противоположной стороне, у Сенчи, лишь световые пятна.

Дождь не затихает. Путаются ноги в стерне. На сапогах груз налипшей грязи. Не согреться. Вода течет в глаза, вызывает постоянную незатихающую резь. Приходится тереть их, от этого становится еще хуже.

Одолевает сон. Голова поминутно свисала на грудь, то туда, то сюда, запрокидывалась назад. Подкашиваются ноги, и ноет все тело. Шли все вместе. Позади — Кузнецов.

— ...остановимся... попробуем раскурить, табак размок... и зажигалка уже отказала.

Другие молчат. Снова балка, бугор, склон, круто идущий вверх, будто на небо. Кузнецов не унимается. — ...передохнуть минуту... Он начинает с другого конца:

— Ног не чувствую, товарищи... не могу больше... ничего не вижу...