Прошлое с нами (Книга вторая)

В свете фонаря различаются жирные черные строки. Немецкие листовки на русском языке, разбрасывали «юнкерсы» на переднем крае. Грубые антисемитские лозунги, вперемешку с наивными посулами, призывали сдаваться в плен. Содержание листовок так же как и их стиль производили отталкивающее впечатление. Мало кто внимал немецкой пропаганде. Правда, ходили слухи, будто у некоторых погибших пехотинцев находили листовки. В 6-й батарее подобных случаев не было.

Рядовому составу хранение листовок запрещалось. За этим обязаны следить политработники и командиры.

Лейтенант прочел, под общий смех рифмованные ругательства.

— Какой несусветный вздор! Как будто немцы имеют дело с людьми, только и мечтающими о сдаче в плен... Зря бумагу изводят.

— Подожги... погрей комаров, — предложил другой Григорьев, листавший блокнот с моими записями на ящике. — Цифры гораздо интересней. Посмотрите... под Сарнами мы вели огонь при буссоли сорок пять ноль, под Новоградом-Волынским... тридцать ноль, под Черниговом... ноль ноль. А сейчас — пятнадцать ноль... строго на восток.

— Да... во все стороны... запад и юг, север и восток... это доказательство возросшей стойкости наших воинов, — говорил Савченко, не принимавший участия в выпивке. — Помните в первые дни листовки под Малиной? Немцы твердили... оборона сломлена, Красная Армия разбита и не способна задержать победное шествие немецких войск... Москва падет со дня на день... под Малин русские стянули чуть ли не всю свою артиллерию. Сопротивление, дескать, бессмысленно. В общем, желания выдавались за действительность... А как они обращаются с мирными жителями? Поносят политруков, восхваляют «свободу», которую якобы несут немецкие войска... Вот символ фашистской свободы, — Савченко указал в сторону города. — Не нужно воображения, чтобы представить «счастливую жизнь», которая ждет население на территории, захваченной немцами.

— Да... а на плацдарме они чувствуют себя крепко, — произнес первый Григорьев. — Младший лейтенант Устимович говорил... оборудуют траншеи... ставят минные поля.

— Ничего удивительного... на южном берегу Десны решается судьба разрушенного Чернигова. Если наше командование подбросит больше пехоты и несколько артиллерийских полков, фрицы вряд ли усидят в своих норах.

Второй Григорьев поднялся.

— Спасибо за угощение... мне нужно идти, подменить старшего на батарее.

Григорьев ушел. Заговорили о положении в городе. Савченко стал спрашивать о 10-м СП, который оборонял северную окраину.

— Я, кажется, еще не опоздал? — несколько смущаясь, спросил Иванюк, выступив из темноты.

— Нет... — ответил Савченко. — Вы пьете эту жидкость? Хватит и на вашу долю.

— А вы, товарищ политрук? Я не охотник до сивухи, но... неловко... день рождения... командир батареи разрешил, — проговорил Иванюк.

Новый гость среднего роста, с выправкой старого служаки. Поглядывал на факел, застенчиво улыбался, будто извиняясь за освещение, комаров вокруг, и за выпивку, которая вызывает неодобрение замполита.

— Ну, братцы, завтра наступаем, — объявил Иванюк. — Передали с НП... у орудий три боекомплекта. Подошел еще полк стопятидесятидвухмиллиметровых гаубиц. Слышите гул на дороге в Подгорное? Устимович сказал, шестая батарея в Брусилове подожгла колонну.

— Девять машин, — уточнил Савченко. — Четвертая батарея отстает.

— Ну, ну... — возразил Григорьев, — если вы согласны считать и те, что у Роища, на той стороне, четвертая впереди...

— Да, дело принимает серьезный оборот. Приказано держаться до последнего, не сдавать город ни при каких условиях, — заговорил Иванюк. — Количество артиллерийских частей увеличивается, за нами, кажется, дело не станет. Мало пехоты... Поредели части сорок пятой дивизии. Командир батареи говорил... в батальонах... по сотне человек. И еще этот плацдарм!

— Странно... чем больше редеют ряды, тем строже приказы, — начал Васильев. — Наш полк отозвали, подразделения шестьдесят второй стрелковой дивизии тоже направляются к плацдарму... Кто остался на той стороне?

— Обороняться еще куда ни шло... а вот наступать... трудно. Десантники и пехота... пять-шесть батальонов и восемь дивизионов против целой немецкой дивизии и «юнкерсов»... — продолжал Иванюк.