Прошлое с нами (Книга вторая)

— В пессимизм впадаете... хотите прослыть нытиками? — заговорил вдруг Григорьев. — Вы кто, пугливые ребята или командиры из двести тридцать первого корпусного артиллерийского полка? Мы сдерживали врага в течение трех месяцев от Буга до Десны... А на реке Стоход? Вели огонь под Ковелём и Новоградом-Волынским, у Малина и Бородянки, у Барановки и Недашек... действовали вместе с пехотой и без нее... один на один с автоматчиками, танками и «юнкерсами»... Но что значит все это в сравнении с первым днем войны? Сознаюсь, было страшно... боялся умереть... преследовала мысль о человеке, о его ничтожестве... могущество смерти неизмеримо выше его воли... Человек слаб и уязвим, но до той поры, пока не преодолеет страх, не отрешится от чувств... во имя тех, кто слабее его, кто нуждается в поддержке... пока не отрекся от всего, чем прельщает мирная жизнь... сон, отдых, пища... Я не пророк, но вы видите... наступают новые напасти... нельзя хныкать... Я благодарю судьбу и наших командиров... своей отвагой и верой в победу они пробудили в наших сердцах стремление сражаться, как повелевает долг... — Григорьев встал. — За успех нашего наступления! Все поднялись.

— О! Это другое дело! — отозвался Савченко. — Теперь вижу, четвертая батарея не лыком шита... Но со всем согласиться нельзя... разделяю ваш тост. Налейте, пожелаем удачи пехоте... ваше здоровье, товарищ лейтенант.

Все стали говорить о завтрашнем наступлении. Бодрый тон, вызванный речью Григорьева, уступил место сомнению.

— Братцы, там... на северных подступах, сорок пятая, шестьдесят вторая, восемьдесят седьмая, сто тридцать пятая СД... и артиллерии столько... а тут? — говорил Васильев.

— Северные подступы, собственно, термин вчерашний. Немцы уже вышли на окраину Чернигова.

— Да... — подтвердил Иванюк, — положение нелегкое...

— Ну... ну... — заговорил Григорьев, — на угрожаемые участки командование направляет подкрепления.

— Товарищи командиры, мне пора уходить, — поднялся Савченко, — и вам засиживаться нечего. До свиданья, товарищ лейтенант. Желаю вам и брату вашему успехов.

Разговор снова вернулся к плацдарму. Григорьев, Васильев, Иваиюк, — все были согласны в оценке обстановки.

— Что день грядущий мне готовит... — декламировал Васильев. — Давайте стремянную... успех наступления за Чернигов.

Ужин закончился. Иваиюк и Григорьев ушли. Вслед за ними отправился к охранению Васильев.

Наступило ясное безветренное утро. Сквозь отверстие в палатке синеет небо. Мою одежду покрыла роса. Стебли сена впились в щеку. Во рту пересохло.

Я выбрался из палатки. На лугу хлопьями висел туман. Грохотали выстрелы. 4-я батарея вела огонь. С севера, со стороны переднего края, плыл немецкий корректировщик.

Начальник караула сержант Дорошенко обнаружил ночью спавшего на посту дозорного, тот вступил в пререкания. Дорошенко арестовал орудийного номера и обращается с требованием наказать его.

Дисциплинарная власть начальника караула ограничена одними сутками. Арест на ОП — мера, диктуемая чрезвычайными обстоятельствами. Виновный содержится в своем же ровике и не' привлекается на работы. Казалось бы, вот время для отдыха. Но редко кто пользуется этой возможностью, обычно арестованный глядит из-за бруствера, как работают у орудия товарищи.

Дорошенко привел к буссоли орудийного номера.

— Почему начальник караула наказал вас? — спросил Васильев.

— Виноват, товарищ лейтенант... вроде...

— Вроде? — повторил Васильев. — ...обязанности дозорного?

— ...останавливать... не допускать через дорогу никого...

— А вы?

. — Товарищ лейтенант... не спал... ей-богу... не знаю как... не заметил сержанта...

— ...вы вступили в пререкания с начальником караула... Разговор закончен. Васильев продлил наказание на 6 часов.

Я заглянул к телефонистам. Никаких сообщений с НП не поступало. Можно вернуться в палатку. Во рту сухо, я пил воду, чувствовал отвратительный вкус вчерашнего спирта.

— По местам!..

Батарея ведет огонь. Цели — пехота в окопах, огневые позиции минометов, какие-то объекты под номерами на противоположном берегу Десны.

Перенос огня следовал раз за разом. Частые выстрелы, доносившиеся из тыла, напомнили вчерашний разговор о наступлении. Наши батареи вели артиллерийскую подготовку. Гул разрывов в стороне переднего края нарастал.

У орудий двигались в привычном темпе люди, перед выстрелом движение на несколько секунд замирало. Наводчик отслонялся от приборов и, уловив взмах руки командира орудия, нажимал спуск.

В 9.00 наступил перерыв. К телефону!

— ...Неудача... — сокрушенно говорил Варавин. — Немецкая оборона крепче, чем полагало наше начальство. Пехота не сумела преодолеть передний край.

А каково положение сейчас?

— Подразделения двести четвертой воздушно-десантной бригады и боевая группа из шестьдесят второй стрелковой дивизии окапываются...

Наступление не удалось, почему?

— Разрывы мин не умолкают ни на минуту... многие цели не подавлены. Как подразделения, которые поддерживает 6-я батарея?