Прошлой осенью в аду

Наташка утверждает, что все было совсем не так. Сначала я, выпив черносмородинной, якобы долго уверяла ее, что я очень несчастна. Потом я отправилась к гостям, где танцевала буги-вуги с лысым доктором (у которого щитовидная жена). Какие еще буги-вуги? Я знать не знаю, что это такое! Потом я якобы пела «Не искушай». Это, конечно, могло быть, я иногда пою «Не искушай», но тогдашнего пения, хоть убей, не помню. Может, Наташка врет или путает? После пения был как раз Вовин анекдот. Наташка анекдот подтверждает, но затем снова идут расхождения. Вроде бы я между анекдотом и тостом успела сказать Диме Сеголетову, что он похож на древнего грека и что квартира у меня на третьем этаже и с телефоном. После этого я зачем-то взобралась на спинку Диминого кресла и в самой странной позе, закинув там ногу на ногу, прослушала тост «Как здорово, что все мы здесь»...

После тоста мое сознание окончательно прояснилось: дальнейшие мои воспоминания вполне совпадают с Наташкиными. Мне стало страшно весело, я все время хохотала, а главное, мне очень понравился Дима Сеголетов. Во-первых, он был красив. Совсем как статуя. Сходство усиливалось тем, что мимики у Димы не было никакой, только нижняя челюсть шевелилась. Во-вторых, он был красив... Или это во-первых? Считается, что мужчине красота ни к чему. Это правило очень справедливо для некрасивых мужчин. Нет красоты, так и говорить не о чем. Если же красота имеется, то правило совершенно не работает. От некрасивого Евгения Федоровича я в тот вечер охотно избавилась, а вот Дима Сеголетов... В общем, я немного взбесилась от черносмородинной. Я со спинки кресла (значит, все-таки не с люстры?) сползла ногами вперед на Димины колени и осталась там на весь вечер. Дима обнимал меня большими и опрятными докторскими руками и смотрел загадочно – быть может, на мне он тренировал то выражение лица, каким собирался завораживать алкашей, когда станет психотерапевтом. На меня оно действовало неотразимо. Я чувствовала, что гибну ни за грош, и мне это очень нравилось. Я не танцевала больше буги-вуги, но часто мы с Димой поднимались с кресла, чтобы исполнить томительный блюз. Наташка ободряюще подмигивала мне. Я и без подмигиваний была на седьмом небе. С чего это я решила, что неромантична? Просто никогда еще не обнимали меня такие прекрасные и загадочные мужчины. Так вот какие бывают боги!

Блюзы и волшебное головокружение, конечно, отвлекали меня от общих бесед, но кое-что я расслышала. Сначала лысый доктор необыкновенно смешно рассказывал о разных случаях в морге (он там работал, как выяснилось). Вова вспомнил несколько подходящих анекдотов про покойников, и все хохотали. Потом мало-помалу разговор уклонился к непостижимому и сверхъестественному, помянули даже моего паркового маньяка. Я вздрогнула и прильнула к античной груди Димы, в которой небыстро и ровно билось крупное могучее сердце. Слушая это биение, я ничего уже не боялась, да и разговор о маньяке увял. Зато доктор из морга – он, похоже, любил бывать в центре внимания, – стал рассказывать про какого-то экстрасенса и психоманипулятора, который насквозь видит все болезни, влюбляет кого угодно в кого угодно и наоборот, разрешает от оков заключенных, кодирует на успехи в торговле и азартных играх, морит недоброжелателей. И вообще невозможного для него нет.

– Скажи, Димон, ведь правда?.. – взывал лысый доктор во время неправдоподобных рассказов к моему Диме. Оказывается, готовясь к карьере психотерапевта, Дима стажировался у этого неслыханного чародея, так что успех с алкашами ему гарантирован. Уже сейчас в нем появилось что-то колдовское: я ни на шаг не могла от него отойти.

– Гарри Иванович Бек, у нас в городе недавно, – сообщил лысый доктор. – Он приехал из Майкопа и сейчас отделывает свой офис, потому принимает пока на квартире у Гайковых. У него запись, – так на ближайшие полтора месяца ни минуты свободной. Народ валом валит, а ведь берет он дай Боже! Сколько с тебя содрал, Димон, за консультации?

Дима как раз обнимал меня в блюзе и не ответил. Неугомонный доктор продолжил: