Прошлой осенью в аду

– А с меня взял триста и не моргнул! Я, собственно, не диагностироваться ходил, как большинство. Я же в больнице работаю – мочу могу хоть каждые два часа сдавать. Меня болтовня вокруг этого Бека заинтриговала. Даже врачи все с ума посходили, особенно когда к нашей начмедше любовник вернулся. Она с этим любовником лет пятнадцать назад вместе отдыхала в Карачах и все эти годы забыть не могла. Только фамилию его не помнила. К Беку пошла она, как и я, из чисто научного интереса, и сразу заявила: «Верните мне мою любовь, не знаю, как фамилия». Гарри Иванович глянул на нее исподлобья (взгляд у него, согласен, – мороз по коже!), и даже мешочки под глазами у него вдруг задрожали от натуги. Лицо кровью налилось, почернело, на губах пена. Страшно смотреть! Начмед уж по сторонам оглядываться начала, из чего бы валик ему под затылок сварганить, когда припадок начнется. Но он наконец рассмеялся – отпустило! – и говорит: «Фамилия вашей любви – Фесюк. Он экскаваторщик в Черновицах». Угадал верно! Начмедша даже рот разинула: «Хотите с ним встретиться?» – «Хочу!» Она полагала, что Бек устроит ей какое-нибудь астральное свидание, какой-нибудь воздушный поцелуй через годы, через расстоянья. И поначалу на то было похоже. Бек краснеть больше не стал, наоборот, глаза закрыл и стал руками водить, как умирающий лебедь Майя Плисецкая. Поводил и говорит: «Вы свободны!» Начмед возмутилась: «А встреча?» – «Ждите». «Все-таки жулик!» – решила она, но то, что он фамилию вспомнил, все-таки произвело впечатление, и она приготовилась хотя бы во сне увидеть своего Фесюка.

– И увидела? – спросила задушевным голоском жена Вовиного брата.

– Ни черта не увидела! Всю ночь ей рубленое мясо снилось. Зато наутро звонок в дверь, а на пороге тот самый Фесюк. С чемоданами, с улыбкой, толстый и старый, как бревно. Начмедшу чуть кондратий не хватил. Хорошо, муж на работу уже ушел. Что же вы думаете? Накануне вечером этому Фесюку внезапно припекло повидать свою курортную подружку столетней давности. Да так припекло, что ни сесть, ни лечь не мог. А ведь до того ни разу не то что фамилию, но и рожу нашей начмедши не вспоминал (честно говоря, такое лучше и не помнить). А тут вдруг как больной стал. Вышел на улицу, воет на луну. Видит: белеет под ногами бумажка. Он думал, что деньги (уж не знаю, как в Черновицах валюта называется). А оказалось, когда он поднес бумажку к фонарю, что это адрес начмеда. Тут Фесюк вытащил из коробочки всю семейную казну и от жены тайком, огородами хватил на самолет. Всю ночь летел, сгорая от любви. Уж не знаю, куда его потом намедша девала. Обратно, наверное, отправила, в Черновицы. Вот какой был случай у нас в больнице и вот кто Гарри Иванович Бек.

– Ужас какой! – поежилась Наташка. – Чтобы вот так, через пятнадцать лет, ни с того ни с сего...

– А не греши! – захохотал Вова и исполнил дробь на брюхе.

Конечно, все понимали, что доктор привирал, но все равно становилось не по себе. Компания притихла. Рассказчик сидел счастливый и томный, как дирижер, только что отмахавший какую-нибудь пятнадцатую симфонию. Яркий блик от лампы вдохновенно горел на его бронзовой лысине. Он взял со стола голубую бумажную салфетку и слегка промокнул этот блик.

– Теперь вы понимаете, что мои триста рублей не на ветер брошены? – проговорил он тихо. – Бек – это нечто! Я пошел к нему, как к золотой рыбке, и все придумывал, чего бы у него попросить. Главное, присмотреться хотелось, как он это делает. Никто ведь ничего не знает! Авторские методики! Вон Дима, ученик дьявола, только два урока взял, а и то бумажки подписал о неразглашении, как на космодроме. И ведь не будет разглашать, не то нашлет на него Бек какую-нибудь нечисть вроде этого Фесюка... Итак, пошел я к Гайковым. Ты, Наталья, у них вроде была? Угловую комнату помнишь?

– Помню, – отозвалась Наташа.