Прошлой осенью в аду

— Не смей говорить со мной в подобном тоне! Никакой не облом. Я просто соскучилась.

— Ну, тогда я на днях… Как только Барбос окропит бабушкины туфли или сожрет пеларгонию, мы нарисуемся оба. Ну, пока…

Опять одна! В той квартире, где днем мне так не хотелось умирать, теперь было плохо и невесело жить. В кухне на столе немым укором возвышалась горка никому не нужных помятых котлет, которые пережили столько приключений. Все глупо и бессмысленно… И бок ноет.

Я подошла к зеркалу и задрала край кофточки. Боже! В том месте, где меня касалась рука Гарри Бека, краснело странное пятно, похожее на несильный ожог. Отчего бы? Неужели Бек к электросети подключается? Или действительно какая-то чертовщина?

Я помазала бок синтомициновой эмульсией, сникшие было мысли и предположения взвихрились в моей голове буруном. Сейчас я мало верила в могущество и свирепость Агафангела Цедилова. Он так кротко пережил и обсыпание песком, и удар помидором. Он имел кучу возможностей совершить свое черное дело в моей квартире, но и не подумал мне навредить. Может быть, я не настолько красотка, чтобы?.. Ну уж нет! Я хороша собой! И Цедилов назвал меня прекрасной, и даже Бек… А что, если именно Бек причастен к исчезновению женщин? Заманивает вроде бы для диагностики в черную комнату, душит в объятиях и сжигает заживо своим электрическим темпераментом? А одежки — на березки. Прямо-таки детская страшилка! Нет, это ерунда. Менеджер Харлампиева вышла из дверей магазина и даже не дошла до «Форда». А Лара Роллинг, та вообще пропала в пятом часу утра. Неужели Бек круглосуточно дежурит? И Гайковы, люди приличные и состоятельные, это терпят? Тут что-то не так. Одно ясно: Бек в это дело замешан или знает что-то. И Агафангел Цедилов знает. Они оба знают, к тому же пугают друг другом, и какая-то у них странная вражда…

В ту ночь во сне я видела, как черный человек и белый человек лезут ко мне в окно, а в руках у них по стеклянному шару с привязанными на манер ярлыков записочками «Я люблю тебя, Юля!» Они обещают лечь на рельсы и долго швыряют друг в друга соленые помидоры и баночки с кремом. Бок тоже ныл всю ночь.

Утром я уже была уверена, что в моих руках нити ужасной тайны. Кошмар моего положения состоял в том, что сунуться к кому-нибудь со своими подозрениями и не вызвать уверенности в умопомешательстве было невозможно. Что уж говорить о милиции, если Наташка, особа достаточно легковерная, считает меня нездоровой и водит лечиться к шарлатанам. Шарлатан этот — тип весьма подозрительный, но Наташка-то этого не знает!

Я рассеянно смотрела на классную доску. Буквы и запятые будто шевелились, дрожали перед моими глазами, и Кристина Вихорцева подмигивала небрежно подкрашенным глазом. Зато Гультяев вчера, слава Богу, объелся беляшами, отлеживался теперь дома и не действовал мне на нервы.

В конце концов я не выдержала. У меня в этот день было окно. Не окно даже, а целые Спасские ворота — третий и четвертый уроки плюс большая перемена. Более двух часов праздности. И хотя со дня обнаружения голой девицы в собственной ванной я дала зарок, что не буду искушать судьбу и тратить окно на что-то, кроме проверки тетрадей или в крайнем случае пробежки по универсаму, в тот день я не могла усидеть на месте. Я решила еще раз сходить к Беку и разузнать, чего он вчера от меня добивался. Что за шутки он в своей комнатке вытворяет? И если он в самом деле сжигает женщин живьем…

У Гайковых меня ждала неудача. На двери висело объявление о том, что Гарри Иванович перенес прием в собственный офис. Был и адрес: улица Португальская, дом 12, квартира 9, вход с балкона. Португальская-то совсем рядом, но этот «вход с балкона» меня смутил: возможно, туда надо карабкаться по веревочной лестнице?

На деле все оказалось проще: длинная бетонная лестница вела к крыльцу, переделанному из балкона. Там чернела глухая дверь. На ней даже ручки не было! Я безуспешно поковыряла дверь ногтем, но она никак не открывалась. Зато сбоку обнаружилась малозаметная черная кнопка звонка. Я нажала на кнопку. Никакого звука не последовало, зато дверь открылась, и я вошла в крошечную и страшно душную переднюю. Как и у Гайковых, тут был диванчик для ожидающих своей очереди в ад. На нем уже сидело несколько посетительниц. Меня успокоило то, что подобрались дамы очень некрасивые. Теоретически ничего им не угрожало. Я собралась было занять очередь и, если не успею пройти к Беку до четвертого урока, подойти после шестого, как вдруг из-за двери, такой же черной, как все здесь, голос несуществующего капитана Фартукова провозгласил:

— Седельникова, заходите!