Прошу повторить убийство

— Нет. Я не хотел с ней встречаться. Я не настолько здоров, чтобы быть свидетелем чьих–то истерических выходок или рыданий. Благодарю за подобное удовольствие. У меня был ключ от квартиры, — тут Банашкевич полез в карман, вынул оттуда связку ключей, отцепил один и подал поручнику, — пожалуйста, вы можете проверить, что я не обманываю вас. Я решил войти в квартиру тогда, когда там никого и не будет, и забрать эти письма. Я знал, где они спрятаны.

— Но ведь это была бы кража.

— Ничего подобного, — обиделся инженер. — Я взял бы только письма, они мои. Я сам их написал. И имею право их забрать.

— Но зачем вы их писали?

— Я ведь уже сказал вам, что это было проявлением крайнего легкомыслия с моей стороны. Но ведь глупо было бы менять девушку за полгода до окончания учебы и в связи с переездом из Щецина. А именно тогда около панны Врублевской начал крутиться один молодой врач. Сегодня я прекрасно понимаю, что это была ошибка. Но ничего не поделаешь, так произошло. Она была очень удобна для меня и хотя не так уж красива, но имела свои достоинства. Говорю вам как мужчина мужчине.

— И вы вошли в пустую квартиру и забрали свои письма?

— В том–то и дело, что не вошел. Я утром приехал в Щецин. Позавтракал в кафе «Орбиса». Я всегда там питаюсь, прекрасная кухня. Официантка должна меня вспомнить, потому что я вошел туда сразу после восьми. Потом я пошел на улицу Бучка. Я знал, что в это время старая Врублевская уже находится в своем бюро. Но дочка должна была еще быть дома, потому что в квартире горел свет. В ноябре в восемь утра еще темно, и приходится пользоваться электричеством.

— Окна выходят на улицу?

— Да, три окна. Два окна комнаты и одно кухонное. Стоя на другой стороне улицы, я видел этот свет, а пару раз заметил даже силуэт панны Врублевской, когда она проходила по комнате. Я ждал, когда она уйдет, чтобы быстро войти в квартиру и забрать письма. Кто–то, видимо, меня заметил, потому что когда дождь усилился, я укрылся в воротах дома напротив. Ждал очень долго. Когда я уходил оттуда, было уже пятнадцать минут одиннадцатого.

— А почему вы решили больше не ждать?

— Я пришел к выводу, что у панны Врублевской, по–видимому, в этот день нет занятий, а в такую погоду ей вряд ли захочется выходить из дома. В одиннадцать часов у меня была назначена встреча с профессором в институте. А до этого я еще должен был зайти в деканат и получить свой диплом. После окончания учебы я не мог это сделать.

— Вы пошли прямо в институт?

— Я сел в такси и поехал.

— Во сколько вы были на месте? Вы помните номер такси?

— Номера не помню. Это был «опель–рекорд». Думаю, что такую машину можно будет легко найти. В институт я приехал около половины одиннадцатого.

— Кто вас там видел?

— Служащая в деканате, где я улаживал свои дела. Я встретил там также одного знакомого студента. Его зовут Мечислав Остаховский. Мы не разговаривали с ним, но поздоровались. Он торопился на лекцию. Наверное, он вспомнит этот случай. А ровно в одиннадцать я был в кабинете у профессора. Он немного опоздал и пришел минут в пятнадцать двенадцатого. Я ждал его и разговаривал с курьером. Беседа с профессором продолжалась почти до половины первого. Потом я опять зашел в деканат, где должны были приготовить мой диплом. Там мне тоже пришлось подождать. Всякие формальности и ожидание заняли время почти до двух часов. Потом я пообедал в «Орбисе» и ближайшим поездом выехал в Кошалин.

— Письма?

— Я подумал, что мне, возможно, повезет больше, когда я буду возвращаться назад в Силезию. К сожалению, теперь это уже не имеет значения. Боюсь, что я могу оказаться серьезно скомпрометирован. Это было бы фатально.

Поручник спокойно выслушал рассказ молодого человека. Отпечатанный текст своих показаний Банашкевич прочитал и подписал на каждой странице.

— Вы сами понимаете, что мы должны проверить ваши показания. До этого времени вы останетесь в нашем распоряжении.

— Под арестом?

— К сожалению, — слегка улыбнулся поручник, — у нас нет специальных помещений для таких людей, как вы. Но мы постараемся, чтобы все это длилось как можно меньше. Вы можете дать милиционеру денег, он купит вам что–нибудь из еды. Это все, что я могу для вас сделать в такой ситуации.

На этот раз Банашкевич не пытался даже протестовать. Тихий и спокойный, он вышел из комнаты, сопровождаемый милиционером.

— Вы не могли бы, пан поручник, сделать так, — сказала машинистка, собирая свои вещи, — чтобы подержать этого типа хотя бы несколько дней под арестом? Что за мерзкий тип! Как он говорил о своей невесте и о карьере, которую собирается делать! Я думала, что не удержусь от смеха.

— Я тоже охотно бы подержал его подольше, — согласился поручник. — Боюсь, однако, что мы будем вынуждены отпустить его через несколько часов. Росиньская, согласно утверждению медицины, была убита между 11.30 и 13.00. Если Банашкевич сказал правду и в это время действительно разговаривал в институте с профессором, то к такому алиби трудно придраться.

— А жаль, — вздохнула машинистка. — Этому негодяю пошло бы на пользу. Хотя бы на будущее послужило предостережением.