— Я прошла мимо него, не обращая на него внимания, и начала подниматься выше. И тогда услышала за собой шаги. Очень тихие. Именно поэтому я обернулась. Шаги были слишком осторожные, он просто крался.
— Вы увидели его?
— Когда я повернулась, он был уже около меня. Я сразу увидела поднятую руку. Он держал в ней что–то светлое.
— Топор? Молоток? Кусок железа?
— Скорее всего кусок железа, во всяком случае, не топор. Я подняла руку над головой и начала кричать. Я не смогла, однако, защититься, потому что получила и по голове, и по руке, она у меня болит больше. А дальше я уже ничего не помню. В глазах у меня потемнело, я почувствовала, что падаю. Очнулась уже на кровати в больнице.
— А лицо этого мужчины? Глаза?
— У него не было лица. Это было самое страшное. Под козырьком кепки было только какое–то черное пятно без глаз, без рта. Только смутный контур носа.
— Может быть, так?
Поручник вынул из кармана шелковый женский чулок и натянул его на лицо. Девушка вздрогнула.
— Да, именно так. Теперь я могла бы поклясться, что это был пан поручник, — принужденно рассмеялась она.
— К счастью, у меня есть алиби, — офицер сказал это наполовину шуткой, наполовину серьезно.
— У него был чулок на лице. Теперь я понимаю…
— Я думаю, — добавил Видерский, — что у бандита была маска. Когда вы прошли мимо него, одним движением он стянул ее со лба на лицо и, вынув лом или кусок железа из кармана плаща, бросился за вами в погоню. Но сделал это слишком шумно. Ему не пришло в голову снять ботинки. Если бы он был в одних носках, вы не услышали бы его шагов.
— Наверное, — согласилась девушка, — я обратила внимание именно на тихие шаги. Если бы он делал это более открыто, кто знает, обратила ли бы я внимание на то, что кто–то идет за мной?
— Ну что ж, в этой ситуации я даже не спрашиваю, могли бы вы его узнать.
— Нет.
— Я уже был на улице Бучка, чтобы по горячим следам о чем–нибудь узнать, но потерпел неудачу. Преступник как бы растворился в воздухе. Никто не видел, как он выходил из дома, никто не слышал шагов на лестнице бегущего вверх или вниз. Кстати, очень хорошо, что вы так закричали. Преступник побоялся закончить свое черное дело. Не стал рисковать, нанося второй удар, хотя, как видно, ему очень хотелось бы, чтобы вы отправились на тот свет.
— Именно этого я не могу понять. Почему он хотел меня убить? Ведь никаких ценностей я с собой не ношу. И дома у нас нет ничего ценного. Мама с трудом сводит концы с концами.
— Вряд ли мотив убийства носил корыстный характер, — ответил поручник.
— Значит, это месть за то, что я занялась этим делом и что–то смогла выяснить?
— Если даже предположить, что убийца знает о вашем открытии, месть малоправдоподобна. И поэтому, кстати говоря, меня интересует, говорили ли вы кому–нибудь о нашем сотрудничестве и о своих выводах.
— Об этом знает вся моя компания. Ведь это они заставили меня пойти в милицию. А о результатах я никому не говорила кроме пани Попелы и пана Дубля.
— Благодарю вас, достаточно! Итак, знают все. Тайна, доверенная двум, доверена тысячам. Мне не пришло в голову предупредить вас, что следует соблюдать полную тайну. Но разве я мог предположить, что вы можете быть такой наивной и легкомысленной? За что вы заплатили собственной головой, в буквальном смысле этого слова.
— Значит, это все–таки месть.
— Нет. Просто страх. Преступник либо опасается, что после первых открытий вы можете совершить следующие, которые уже могут привести к его разоблачению, либо опасается…
— Чего?
— Того, что вы назвали своим «видением». В день, когда произошло преступление, вы спускались по лестнице и встретили кого–то, поднимающегося наверх. А именно преступника. Он вас знает и живет под угрозой, что вы запомнили его или что можете вспомнить, кто это был. Поэтому он предпочел не рисковать.
— Да, это был сильный удар, — рассмеялась девушка, — но у меня, как видно, есть везение.
— Думаю, что есть. Его даже гораздо больше, чем ума.
— Нельзя обижать больных, — защищалась Ханка.
— Ладно, не буду. Но я теперь совершенно убежден, что это был не сон, а что вы действительно видели убийцу. И больше того, что вы должны его знать. Если бы вы могли вспомнить, кто поднимался тогда наверх, дело было бы окончено.
— Ничего не выйдет. Я столько раз уже пробовала. Безрезультатно.
— Попытайтесь еще раз. Здесь, в больнице. Несколько дней полного покоя могут дать необходимый результат.
— Сейчас «несколько дней»! Самое позднее завтра я отсюда выйду. Или еще сегодня вечером.
— Об этом не может быть и речи. В больнице вы в безопасности. Когда вы уйдете отсюда, Мы позаботимся о вас. В худшем случае дадим на несколько дней охрану.
— Охранника? Чтобы за мной ходил? Покорно благодарю, я не согласна.
— Как хотите. Не сомневаюсь, что прокурор Щербинский даст согласие на то, чтобы взять вас под стражу, — поручник говорил это почти серьезно. — Это будет даже лучше. Один раз этому типу не удалось вас устранить, кто знает, не попытается ли он еще раз.
— А мой список? — напомнила Ханка.