Прошу, убей меня.

Большой Дик Манитоба: У меня была репутация разрушителя домов и организатора маниакальных вечеринок. Не понимаю только, почему люди продолжали приглашать меня в гости. Похоже, я был самым горластым, самым шумным и самым неистовым парнем. Однажды мои родители отправились в отпуск во Флориду, и как только они уехали, я обошел все игровые площадки в Бронксе и позвал всех знакомых на большую вечеринку к себе домой.

Мы начали с десяти ящиков пива и сумки с сотней настоящих 714-х квалюйдов. Отличная была штука, «любовное зелье», вызывает сексуальные желания. Тебе хочется сорвать с себя одежду и заорать: «Соси мой хуй!»

Все ели квалюйды и пили — и это была чума. Вспоминаю, что спал с сестрой своего друга, помню двух девушек, лежащих друг с другом в одной кровати, помню кредитки, летящие с двадцать шестого этажа. Вспоминаю два рейда городской службы охраны и один рейд обычной полиции. Помню, как жарил яичницу и ел ее вместе с кусками яичной скорлупы. Не помню как, но к концу вечеринки все драгоценности моих сестры и матери сперли.

Я так обдолбался, что разгуливал в одной красной «ракушке», не считая свастик, нарисованных губной помадой по всему моему телу. Мой друг Клифф очухался совершенно голый, и когда приехали копы, ему пришлось прятаться на лестнице. Мой друг Алекс упал и сломал себе нос, потому что не сообразил, что лицо можно заслонить руками. Вечеринка напоминала картины Феллини и продолжалась всю ночь напролет. С нашего балкона кидались вещами, и к нам опять приходили копы. Ребята написали свинцовым карандашом на стене «Пошли на хуй» и покрыли надпись кремом для бритья, так что потом ее нельзя было счистить.

Следующее утро напоминало фильм о войне: представь, что после пятнадцати минут полной темноты камера показывает восход солнца над полем битвы… Дым рассеивается… И ты видишь разрушения…

От квалюйда я перестал чувствовать собственное тело, и смог простонать Скотту Кемпнеру: «Пойдем, поможешь прибрать…» Но разговаривать я не мог. В течение восьми часов шестеро из нас убирали квартиру и состояние ее улучшилось хотя бы до просто отвратительного. Да, все было настолько плохо. Потом приехали мои родители и обнаружили полный разгром и пропажу драгоценностей, так что это была моя последняя вечеринка в родительском доме. Мне все еще вспоминают это. Моя мать до сих пор говорит: «Твои чертовы друзья! Это все твои друзья!»

Джейн Каунти: Я родилась и выросла в Далласе, штат Джорджия, и коротко описать это место можно так: одиннадцать тысяч человек и один светофор. Это была большая деревня, провинциальный южный городок с грязными дорогами, проехать по которым после дождя было невозможно.

Мы принадлежали к методистской церкви, но потом моя мать стала слушать проповеди того парня по радио и ушла в религиозную секту. Это была одна из правоэкстремистских христианских религий, которые гонят о катастрофах, втором пришествии и о том, что все грешники будут брошены в геену огненную.

Так распалась моя семья. Отец завел роман с шестнадцатилетней парикмахершей. Мы даже не могли нормально отпразновать Рождество. Каждое Рождество мой отец приносил в дом елку и говорил: «Наряжайте елку, дети!»

Мы начинали наряжать елку, а мать вбегала в комнату с воплем: «Это дерево — символ Нимрода, ебущего свою мать!» — конечно, она не говорила «ебущего», она говорила: «Нимрода, женящегося на своей матери, чтобы сохранить чистоту вавилонской династии, и эта рождественская елка ВСЕ ЭТО ОЗНАЧАЕТ! Это символ вавилонской династии! оНА ЯЗЫЧЕСКАЯ! ЭТО ОМЕРЗИТЕЛЬНО!»

Мы все орали, она утаскивала елку наружу, а мой папа втаскивал елку назад в дом и говорил: «Наряжайте елку!»

И мы отвечали: «Пожалуйста, мы не хотим наряжать вавилонский символ дьявола!»

Это было ужасно. Я уехала, потому что не могла больше это выносить. Отправилась в Атланту, работала в компании, которая занималась оптикой, и однажды купила книгу Джона Ричи «Город Ночи». Это стало для меня открытием, потому что в Атланте я стала общаться с фриковыми, безумными трансвеститами, которых однажды заметила, гуляя ночью по городу. У них были длинные-длинные волосы, что-то вроде челок, спускающихся до самого пола. Я сказала себе: «Ха, да это настоящие трансвеститы, такие как в «Городе Ночи» Джона Ричи!»

С одним из трансвеститов, мисс Кокс, мы стали хорошими друзьями; она была одной из тех, кто уговорил меня осветлить волосы. Здесь, в Атланте, была действительно большая тусовка трансвеститов. У них были свои клубы, куда я начала ходить. Ты мог ходить в женской одежде, и это было веселым приключением, потому что по закону, если твои волосы касаются ушей, тебя можно арестовать за гомосексуальность.

Нас постоянно преследовали. Меня ни разу не поймали, я хорошо бегала, и мы всегда брали с собой две пары обуви: туфли на высоких каблуках и кроссовки.

Однажды я гуляла по улице с двумя другими трансвеститами. Мы были одеты очень вызывающе: в ботинках на высоком каблуке, в брюках клеш — и тут в нас начали стрелять.