Проситель

- Чего я не понял? Что ты хотел? - не без обиды (он ожидал по меньшей мере благодарности) уточнил Мехмед.

Но Халилыч не стал продолжать, махнул рукой.

Днем он уже сидел на переговорах со скрежещущими зубами пакистанцами, только говорил, ссылаясь на внезапную ангину, мало и тихо. Но говорил хорошо. Халилыч искренне полагал (и это у него действительно получалось), что в природе не существует сделок, из которых нельзя извлечь прибыль. Так и пакистанцам он подсказал вариант, при котором не только те, но и они с Мехмедом не оставались в накладе: продать прокат как металлолом одному из российских металлургических комбинатов.

В России тогда цена на металлолом значительно превосходила мировую.

Пакистанцам было известно, что Россия - крупнейший поставщик металлолома на мировом рынке, причем по демпинговым ценам. Они поинтересовались, почему же на внутреннем российском рынке цена столь высока.

Потому, ответил Халилыч, что деньги, вырученные российскими бизнесменами за металлолом, остаются за границей. Он посоветовал пакистанцам скупать в Европе российский металлолом и продавать его обратно в Россию. Пакистанцы больше не скрежетали зубами. Они расстались почти друзьями. Халилыч с Мехмедом пообещали им найти надежных покупателей.

...Третьим, чье отражение присутствовало на темной зеркальной фреске, где умирали слова, был сам Мехмед.

Собственная внешность нравилась Мехмеду. Халилыч и Мешок были значительно его моложе, а вот поди ж ты, оба лысые, с покатыми бабьими плечами (Халилыч еще и с пузом). Рядом с ними Мехмед со своей блистающей, как снег на горных вершинах, сединой, с длинным смуглым (без вылезших сосудов и нездоровой одутловатости) лицом, с благородной (выработалась, когда таскал на коромысле бутылки с пивом и водой в ведрах с сухим испаряющимся льдом) осанкой выглядел каким-то византийским императором.

Мехмед мало что помнил о своих родителях.

...Когда вооруженные люди выломали дверь их дома, отец уложил из двуствольного охотничьего ружья двоих. Третий - в военной форме - в упор застрелил его из пистолета и тут же огромным тесаком в несколько ударов срубил с плеч, как кочан капусты с кочерыжки, голову, пнул ее ногой. Мехмед вспомнил, что в сарае у них есть еще одно, так называемое "волчье", ружье, выпрыгнул из окна, побежал в сарай. Но сарай уже горел. Казалось, он как огненный воздушный шар отрывается от земли в горячих искрах и диких криках скотины. Мехмед заглянул в дом, но увидел только стол. Один держал за руки, другой стоя насиловал его двенадцатилетнюю сестру. По полу ползала, хватая их за ноги, мать - уже без юбки и шаровар. Ее били сапогами, кололи в зад и ноги штыками. Один из дожидавшихся у стола очереди увидел заглядывавшего в окно Мехмеда. Он бросился за ним, но сначала ему пришлось подтянуть и застегнуть брюки. Это спасло Мехмеда. Он преследовал его до самого леса. Когда понял, что не догонит, несколько раз выстрелил вслед. Одна пуля прошла у самого виска Мехмеда, тренькнув, как сухая рвущаяся жила, влажно влипла в темный ствол дерева. Мехмеда уже никто не преследовал, но он бежал, опережая в лунном свете собственную тень, обдирая в кровь лицо и руки о ветви и колючки.

Когда (это случилось нескоро) он посмотрелся в зеркало, то заметил на виске (том самом, мимо которого пролетела пуля) седую прядь, точнее, вытянутое - с острым носом - пятно, удивительно напоминающее своими контурами пулю.

..."Может быть, я потомок ханов?" - с трудом оторвал взгляд от темной зеркальной фрески Мехмед.

Никто не мог этого опровергнуть, как, впрочем, и подтвердить. Хотя, конечно, если бы Мехмед захотел, подтвердить смогли бы деньги. Но мысленно Мехмед давно ощущал себя ханом, а потому не видел смысла тратиться на подтверждение того, что ему и так было известно.

...Наивысший его служебный взлет в советские времена пришелся на конец семидесятых, когда целых два года Мехмед был заместителем директора спортивного комплекса (стадиона) "Динамо" в славном городе Батуми. Задачей директора было обеспечить как минимум три-четыре спортивно-зрелищных мероприятия в неделю, будь то футбольный матч, концерт эстрадной звезды или, на худой конец (и такое случалось), ралли... обезьян. Задачей Мехмеда - чтобы во время представления все желающие могли без хлопот угоститься лимонадом, пивом, а то и сухим вином, шампанским. По окончании мероприятия бригада мальчишек с мешками прочесывала опустевшие ряды, собирая пустые бутылки. Пустая пивная бутылка стоила в ту пору двенадцать копеек. Винная - пятнадцать. Директор и Мехмед, таким образом, за вычетом необходимых отчислений имели по нескольку тысяч в неделю. По тем временам это были немалые деньги.

Они-то и сгубили директора стадиона.

Он был мудрым, но стопроцентно восточным человеком. Скрывать достаток, по его мнению, означало гневить Аллаха или быть евнухом в собственном гареме. Его трехэтажный, в мавританском стиле дом, вставший на утесе над морем, увидел из машины отдыхавший в Аджарии тогдашний председатель республиканского КГБ.

- Чей это дворец? - поинтересовался он у сопровождающих.