Проснись!

Штегер встал и подошел к приоткрытому окну, закуривая на ходу. Он глубоко вдохнул дымчатую смоль и приготовился слушать.

«Кто бы знал, как я скучаю по тебе. Девочка моя… Я уже и не помню, как долго я здесь. Я один, а вокруг лишь четыре бетонных стены. Мне так не хватает твоей улыбки и твоих веселых глаз…»

«Один лишь Бог знает, как я ненавижу свою сестру. Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! Ты была единственным лучиком света в моей жизни. Была…»

«Зачем она лжет?! ЗАЧЕМ?! Ведь ты ни в чем не виновата…»

«Знаешь, за эти годы я составил все пазлы головоломки. Я увидел всю картину целиком. Что же я наделал?.. Я никогда бы не причинил тебе зла. Ты это знаешь. Ведь знаешь, правда? Я умоляю, прости меня…»

«Врачи говорят, я безумен. И, знаешь, я с ними согласен. У меня слишком часто бывают провалы в памяти. Они говорят, у меня раздвоение личности… вот только у Гретель его нет. Они зовут ее монстром. И видит Бог, я с ними не спорю…»

«Я никак не могу вспомнить тот день, но с него начался самый страшный в моей жизни кошмар. Я все никак не могу проснуться… Они говорят, я переспал со своей сестрой. Но я не верю! Не ВЕРЮ! Ведь я тебя люблю. Она – монстр, а ты – мой ангел. Где же ты сейчас? Где?..»

«Сегодня я видел сестру. Первый раз за все мое пребывание здесь. Она, действительно, безумна. В конце концов, она все же рассказала, как было дело. И о том, как она послала тебе сообщение с моего телефона; и о том, как ненавидит тебя… с того самого дня, как мы впервые поцеловались. А потом как ненормальный ходил и улыбался, утопая в своем счастье. Я влюбился без памяти… влюбился в тебя…» «Я ненавижу ее, ненавижу всем сердцем. Она отняла у меня самое дорогое в жизни… она отняла у меня мою любовь… тебя».

«Знаешь, говорят, по ночам я кричу твое имя во сне. Молю тебя о помощи… а ты все никак не приходишь…»

«Это конец, ты уже никогда не придешь. Один из санитаров сказал, что ты умерла еще тогда. Это конец… девочка моя…»

«Я все продумал, ангел мой. Я скопил много таблеток. Я иду к тебе. Сегодня ночью мы будем вместе… Ich liebe dich…»

Дотлевшая сигарета уже давно обожгла пальцы, и теперь Рихард все так же стоял у окна, крепко сжимая руку в кулак. С каждым услышанным словом он приходил в ужас. Как же он ошибался. Боже, как же он ошибался!

– Его нашли через несколько часов после смерти. К сожалению, санитары слишком много болтают. В тот же день Гретель совершенно вышла из-под контроля. Она перегрызла себе вены и умерла от потери крови прежде, чем ее успели найти те же санитары. А теперь скажи мне, ты все еще считаешь, что девочка, за которой ты гоняешься все эти годы, действительно виновата?

Рихард молчал, судорожно вдыхая воздух. В его голове все смешалось. Реальность смазалась в единое пятно. Мужчина ждал ответа, внимательно следя за действиями подопечного. Он понимал, что того ломало. Ломало по-настоящему.

– Ты был ослеплен и не смог увидеть фактов. Последние две недели я усердно трудился над изучением этого дела. И понял куда больше, чем ты за все это время.

В глазах Штегера промелькнула обида. Все его тело превратилось в одну натянутую струну.

– Тогда почему меня не сняли с расследования?

– Никто не хотел браться за это дело. К тому же, я посмотрел бы на того, кто осмелился бы отобрать у тебя дело, – усмешка.

– Что есть, то есть, – секундное тщеславие.

– Угомони свою гордыню, Рихард, и ты сможешь добиться куда большего. Что ты знаешь о Шакале?

– Я знаю его дело наизусть.

– А этот материал ты учитывал? – потрепанная голубоватая папка упала на стол.

– Что это? – Рихард вернулся в кресло, беря папку в руки.

– Это карта пациента главной психиатрической клиники в Вене, где Шакал, он же Петер Вагнер, находился в течение четырех лет.

Штегер тщетно пытался скрыть удивление в своих глазах. Ведь раньше он даже не знал истинного имени Шакала. Только сейчас он понял, как был халатен в проведении расследования.

– В свое время, отец Петера, Тобиас Вагнер был послом Австрии в Швейцарии. Он часто по долгу службы бывал в Женеве, куда в итоге окончательно и переехал. Однако сына и жену он с собой не взял, так как в Женеве у него была другая семья. В конце концов, его австрийская жена об этом узнала. У нее произошел нервный срыв: отчего-то она во всем винила собственного сына. Сослав того к своему брату в Виден, что по соседству с Веной, она нашла себе любовника и запила. Петера она навещала достаточно часто. И вот однажды, в пьяном припадке, она накинулась на еще несовершеннолетнего мальчика с ножом. Он смог отбиться, но был напуган и сбит с толку. Ему пришлось ударить мать, чтобы та успокоилась. В тот момент на кухню, где происходила ссора, вошел его дядя, также страдающий алкогольной зависимостью. В порыве злости мужчина схватил уже давно кипящий чайник и выплеснул содержимое мальчику на лицо. Петер сумел увернуться, но лишь наполовину. Часть лица получила сильный ожог. След остался навсегда.

– И поэтому он оказался в психушке? – спокойно спросил Рихард, но было заметно, что его бьет мелкая дрожь.