Проснись в Никогда

Уитли с беспокойством посмотрела на нее:

– Может быть, в среду?

– Хватит врать! – оборвала ее Марта.

– Я не вру!

– Я клюнула бы на твои россказни, если бы не одна маленькая проблема.

– Какая?

– Гитара Джима была у меня.

Все уставились на нее.

– Джим одолжил ее мне, – продолжила Марта, – чтобы я отрепетировала свою песню для Весенних чтений. Она была у меня в комнате две недели. О том, что Джим пропал, стало известно в четверг утром. В тот же день, поздно вечером, я занесла гитару в его комнату. Ты уже знала, что Джим пропал, когда подкладывала туда наркоту. – Марта с непроницаемым лицом воззрилась на Уитли. – Ты воспользовалась его исчезновением, чтобы выпутаться из заварушки, которую сама же и устроила. Ты его подставила.

Уитли сверкнула глазами.

– Это была та ночь, когда он погиб? – спросила я срывающимся голосом. – Ты была с ним на карьере?

– Нет, – покачала головой Уитли. – Клянусь! Клянусь, Би! Я любила его точно так же, как все остальные. – Она заплакала. – Хорошо, ладно. Я его подставила. Я спрятала наркотики у него в комнате. Я испугалась. Я думала, что он уже пошел к начальству и сказал им, что Белый Кролик – это я. Я сделала это, чтобы спастись. Это ужасно. Но я не имею отношения к его смерти, клянусь Богом. – Она посмотрела на меня покрасневшими глазами. – Ты должна мне поверить.

Вдруг в дверь громко забарабанили.

– Кэннон Бичем, ты там?

Это был Мозес.

– Пожалуйста… – заскулила Уитли. – Я ничего не знала о смерти Джима. И до сих пор ничего не знаю, клянусь…

– Живо открывай! Со мной полиция.

– Полиция Уорика! Вы нарушили границу частной собственности!

Дверь трещала, но не поддавалась.

– Давайте выбираться отсюда, – сказала Марта.

Под непрекращающийся стук в дверь мы бросились в противоположный конец бассейна. Уитли кое-как поднялась на ноги и поспешила за нами следом. Там располагались трибуны. И раздевалки – мужские и женские.

Выхода не было.

Еще секунда – и я предложила бы сдаться, чтобы провести остаток пробуждения в полицейском участке. Но тут Кэннон схватил высокий стул спасателя и с размаху метнул его в застекленную стену. По стеклу пробежала небольшая трещина.

– Открывайте!

Кэннон поднял стул и ударил по стеклу во второй раз. Снаружи со всех сторон сбегались полицейские с яркими фонарями в руках. Еще удар – и стекло разлетелось. Мы дружно бросились бежать, крича и улюлюкая во всю мощь своих легких, мимо полицейских, чьи фонари слепили нас.

– Полиция! Приказываем вам остановиться!

– Воины! – завопил Киплинг.

– В преисподнюю и обратно!

За спиной у меня завыл Киплинг. Уитли последовала его примеру. Кэннон пел. Я мчалась без оглядки, из моей груди вырывался дикий сдавленный смех, больше похожий на икоту. Мне хотелось поскорее раствориться в темноте. Один из полицейских вытащил пистолет. Я почти ожидала, что он застрелит меня от ужаса, решив, что начался зомби-апокалипсис. Я бежала к самой темной части поля, двигая ногами все быстрее и быстрее; легкие горели от напряжения; струи дождя больно хлестали меня. Когда я оглянулась, позади сияли красно-синие полицейские мигалки, центр водных видов спорта был окружен людьми.

Меня никто не преследовал. Я оторвалась.

Я перешла на трусцу, потом на шаг. Иглы дождя кололи мое лицо. Внезапно я сообразила, что выбралась на опушку леса. Выйдя на пешеходную тропу, я двинулась по ней. Вскоре бешеное возбуждение отступило, все посторонние мысли улетучились из головы – остались лишь звук шагов да грязь под ногами. Она была повсюду, вязкая и черная, словно деготь.

Джим.

Было так темно, что я почти ощущала его незримое присутствие рядом со мной.

Мне так хотелось наорать на него, потребовать ответа. К чему столько секретов? Джим был картиной, которую я всегда считала единственным и неповторимым шедевром. А оказалось, что существовали бесчисленные версии этого полотна, миниатюрные акварели и грубые карандашные наброски, дешевые репродукции за девяносто девять центов, которые продают в сувенирных лавках при аэропортах. Да, ни одна из них не могла сравниться по красоте и сложности с моей картиной, но на всех было изображено одно и то же, что делало мое сокровище не таким уникальным. У Виды была своя версия. У мистера Джошуа – своя. У Уитли – своя. И даже у Марты – так странно прозвучали ее слова: «Гитара Джима была у меня». Ее чувства к Джиму вырвались на поверхность – сильные, непонятные, едва сдерживаемые – и снова скрылись в глубинах ее души.

Дождь усилился, гром грохотал все громче.

Я продолжала идти. Время от времени я с отвращением готова была поклясться, что в свете молний видела Хранителя, одетого в свой непромокаемый плащ. Он шел по лесу, пробираясь между деревьев, но когда я останавливалась с колотящимся сердцем и принималась вглядываться в темную чащу, там никого не оказывалось.

Вскоре я начала чувствовать свинцовое притяжение Никогда – знакомое покалывание, зарождающееся в ступнях и ползущее все выше и выше.