Проснуться живым

И змеям пришлось даже на какой-то момент покинуть только что найденное и обустроенное Гнездо, чтобы найти и поразить Цель.

Змеи — дисциплинированные существа. Особенно когда управляет ими Призывающий. Они черно-бурой шевелящейся рекой потекли из Гнезда, даже забыв об охоте и добыче, разгуливающей повсюду с нахальной беспечностью, которая не могла не смешить. Змеи спешили к Призывающему.

И они не опоздали. Призывающий ждал их.

Более того, Призывающий желал их. Желал, создавая в двумерном мирке чешуйчатых созданий новое, незнакомое им измерение.

Измерение похоти.

И змеи поняли, что отныне для них наступила новая жизнь. И охота теперь всегда для них будет сопряжена со сладострастием и острым, как кинжал, наслаждением, получаемым от медленного угасания жизни в глазах схваченной жертвы.

И змеи возжелали поразить Цель. Ив их маленьких, стреловидных головах кипела такая смесь вожделения, ненависти и покорности, какой не было и у грешников Дантова Ада.

Но Цель оказала сопротивление! Цель не подчинялась ни Призывающему, ни Разуму Змей, сплавленному в единое вожделеющее целое.

И змей впервые сковал страх.

Призывающий не дозволял им бояться, но сейчас они не слушали его Гласа.

Они слушали лишь собственный страх, говоривший, что выбранная Цель — не для змеиной охоты.

Собственный страх всегда унизителен. Он совершенно не к месту напоминает тебе о том, что ты всего лишь пресмыкающаяся на брюхе тварь, которой никогда не проглотить Солнца.

И змеи ринулись прочь.

Они сами выбрали свою цель.

Им нужна была охота.

И жертвы.

Чтобы забыть страх. Забыть постыдное унижение.

Забыть о том, что есть Солнце, которого тебе, пресмыкающейся на брюхе твари, никогда не проглотить.

* * *

Прощание с Гремлином вышло скомканное и какое-то непонятное. Теперь практикующий маг ругал себя за это. Но возвращаться, идти снова по больничным коридорам с облупившимися, давно требующими покраски стенами, кое-где разодранным в клочья линолеумом, так и норовившим вцепиться в твои брюки и заставить растянуться на полу, было выше сил. Да плюс ко всему этот ненавистный еще со времен обучения в мединституте постоянный, неизменный, вездесущий, как какое-то особое божество гигиены и медицины, густой запах хлорки и карболки!..

К тому же, как сурово заявила запирающая за Викентием дверь дама с лицом, измученным климаксом и хроническими невыплатами зарплаты, время для посещения больных уже давно закончилось, «и нечего тут задницу просиживать, не кинотеатр».

Посему Викентий зашагал от похожего на заплесневелый кусок сыра здания больницы с нехорошим чувством, что окружающий мир принялся над ним, дипломированным магом и бывшим дипломированным же психиатром, издеваться всеми приемлемыми для издевательства способами.

Взять хотя бы погоду… Да, взять и выдрать хорошенько за все производимые ею спонтанные пакости! На календаре — середина августа, самое время для жары, разморенных полуголых москвичек и завалов из астраханских арбузов. И где все это, спрашивается? Точнее, куда, куда удалилось?! Вместо вышеуказанных благодатей зарядил проливной дождь с явной заявой на то, что «Я к вам пришел навеки поселиться», по щербатому асфальту растеклись лужи, злорадно намекая всякому бедолагепрохожему, что переехать их можно исключительно на вездеходе… И главное, холод, промозглый отвратительный холод, от которого не спрячешься и не согреешься. Как нарочно!