Тролль гневно раздувал ноздри и зло сверлил глазами возникшую перед ним казалось бы незначительную преграду. Возможно, он и успокоился бы — уж очень был уверен в своём праве и невозмутим чужак перед ним, но такие аппетитные и столь близкие ароматы еды просто сводили его с ума. А голодный тролль, как известно, не всегда может контролировать себя. Но как бы желая найти компромисс между вступлением в конфронтацию — всё-таки где-то глубоко внутри у него теплилось непривычное чувство робости перед человеком — и желанием набить пузо, он сделал шажок в сторону, намереваясь кружным путём добраться до заветного котелка.
— Э нет, приятель, — с совсем незлой усмешкой проговорил человек, а в следующий удар сердца тролль почувствовал дикую выворачивающую боль в локте, ноги его подкосились, и он, сопровождая действие утробным болезненным воем, всем мощным телом грянулся оземь.
Спустя какое-то время тролль беспомощно валялся на спине, потом, заскулив напоследок, притих, лишь слегка постанывая на выдохе. Когда он открыл глаза, над ним на корточках сидел и миролюбиво смотрел истязатель. Конечно, он мог махнуть левой лапой и рассчитаться за всю свою боль, но он уже понял, что делать этого не стоит, дабы не усугублять своё положение — всё-таки разумного, сумевшего одним движением завалить снежного тролля, нужно, как минимум, остерегаться.
— Ну, как, приятель, жив? — благодушно уточнил человек.
Тролль лишь моргнул, чувствуя неприятное жжение в локте, затылке и покалывание в неудачно приземлившемся копчике, повернул голову в сторону, где его взгляд набрёл на в ужасе глядящего на него гоблина.
Его друг был не просто в шоке, а пребывал в каком-то ступоре, мелко подрагивая челюстью, при этом не издавая ни звука. Он совсем не обращал внимания на эльфа, уже готового в случае необходимости нашинковать его стрелами. Он лишь хотел дотянуться до большого товарища, чтобы удостовериться, все ли косточки его целы.
— Всё, приятель, вставай, не такой уж ты битый, — со смешком сказал мужчина, поднимаясь. — Ты ведь не неженка какой, а самый настоящий снежный тролль, верно? — и удостоверившись, что «тёмный» начинает копошиться, пытаясь встать, строго добавил: — Чтоб духу тут вашего в течении пяти минут не было. Это будет вам хороший урок — хорошо вести себя в гостях.
Глава 7
Ностромо грузил поклажу на их верного труженика по имени Торопыга, мерина пегой масти. Животное повернуло выразительную флегматичную морду к гному, и тот, оправдывая его надежды, открыл крепкую мозолистую ладонь, с которой конь очень аккуратно, одними губами, открывая крупные зубы, смахнул сладости и благодарно прянул ушами.
Вообще, Каэлен поражался, с какой лёгкостью подгорный житель общался с четвероногими друзьями. Какой бы норовистой не была лошадка, Ностромо всегда находил к ней подход в виде ласкового слова или кусочка сахара в кармане.
Сам гном выглядел, по подходящему случаю человеческому выражению, как огурчик, хотя эльф был уверен, что тот накануне боролся с хмельным змеем до упора. Впрочем, как всегда. Только Ройчи мог сделать соответствующее внушение, которое гном предпочитал не игнорировать. Но сейчас их товарищ продолжал пребывать в том бездумном и созерцательном состоянии, в котором реагировать на «недостойное» поведение своих спутников не имел ни малейшего желания. А на длинные нравоучительные монологи эльфа реагировал просто — махнув рукой, словно отгоняя надоедливого комара, при этом не споря и не вступая в бессмысленные по его мнению дискуссии. К слову, Каэлен должен был себе честно признаться, что и у него есть слабые места: он был неравнодушен к слабому полу, в основном хрупким представительницам человечества, желательного блондинистого окраса. Кстати, после нескольких его приключений, когда их троице срочно приходилось сниматься с места, он тоже имел неприятные профилактические разговоры с Ройчи, после которых приходилось тщательно контролировать своё «обаяние» высокорождённого, ибо по мнению самого эльфа, именно девушки сами прыгали к нему в постель.
Неширокая, но вполне пригодная для движения тропка петляла между деревьев, и Каэлен, будто погружаясь в неспешный походный транс, невольно улыбался, когда проникающие сквозь негустую листву солнечные лучи касались лица. Листья клёнов, осин и тополей уже потихоньку меняли окрас на яркий, праздничный. Пока робкий крен в желтый, алый и насыщенно коричневый тона весьма вдохновлял эльфа — он очень любил осень. Особенно такую, нарядную, спокойную, практически безветренную, когда, кажется, весь мир замирает в созерцании. Потом, когда начинаются дожди и им, вечным путникам, перекати-поле приходится месить грязь и зябко кутаться в плащах, когда ты остаёшься один на один с непогодой и пространством, таким болезненным способом готовящимся к зиме, начинают посещать совсем иные, но не менее важные мысли: кто ты? Одиночество — это испытание, наказание или благо? Что есть тепло — то, что смог сохранить внутри или то, что в беспросветном холоде отдаёшь близким или тем, кто нуждается…