Проспать Судный день

— Что бы это могло быть?

— То, что я… я…

Я хотел сказать, что мною манипулировали, обойдя имя Энаиты как таковое.

— Я… не уверен.

Вот и все, что я смог сказать.

— Я тебя не понимаю, Ангел Долориэль.

— Я тоже себя не понимаю, — с трудом скрывая горечь, ответил я. Мои слова выглядели безумными, наверняка, если не хуже. — Мною… я был… я не могу…

Я сделал вдох, пытаясь говорить четко.

— Энаита сделала…

Вот! Я наконец-то смог произнести имя этой суки. Изо всех сил старался сохранить спокойствие и не слишком задумываться о словах.

— Энаита сделала…

— Что?

— Энаита… одна из эфоров.

— Да, это так. Ты уже знаком со всеми ними.

Будь я во плоти, я бы обливался потом, как свинья, и судорожно дышал. Тяжело было даже произнести имя Энаиты, а сказать что-нибудь осмысленное о ней было вообще невозможно. Будто пытаться сдвинуть одноименные полюса мощных магнитов. Между ними оставалось нечто невидимое, что не давало им коснуться.

— Хочешь ли ты сказать мне еще что-то, Долориэль?

Да, хотел заорать я, все это одна большая шутка, меня подставило чудовище, по сравнению с которым Вавилонская Блудница все равно, что Мардж Симпсон. Но одна мысль об Энаите лишала меня дара речи.

Теперь я понял, что она сделала со мной в библиотеке. Она не стала уничтожать меня, поскольку нашла мне куда лучшее применение. Я должен был понести наказание за все ее преступления. Я чувствовал, как меня переполняют проклятия, грозя разорвать меня на части, но не мог произнести ни слова, поскольку центром всего этого была Энаита.

И я сдался, на время.

— У меня будет говорящий?

— Прости, я не понимаю.

— Юрист. Адвокат. Такой же, каким я был для людей. Будет ли кто-то оспаривать дело в мою пользу?

Едва услышав голос, по холоду в нем я понял ответ.

— Это не система с оспариванием, Долориэль, такая, которую мы применяем в делах с Противной Стороной. Цель здесь не победа, цель здесь — Истина.

Заглавную букву в последнем слове я будто увидел перед собой воочию, огромную, выше меня ростом, повисшую в пустоте. Если бы в тот момент у Чэмюэля было лицо, я бы ударил его, поскольку именно Истина полностью отсутствовала в предстоящем фарсе.

— Значит, вы пятеро просто решите, жить мне или умереть?

— Никто не умирает, Ангел Долориэль, — сказал Чэмюэль тоном, показывающим, что разговор окончен и что он рад этому. — Это благая весть, известная всем на Небесах, благая весть, которую мы несем. Ни одна душа не потеряна полностью. Вопрос заключается лишь в том, где — и как — ты проведешь вечность.

И он оставил меня среди белизны.

Когда я начал приходить в себя в следующий раз, это началось с пятен цвета. Сначала я подумал, что у меня галлюцинации. У меня такое уже бывало последнее время, хотя отличить сон и галлюцинацию в столь странной ситуации было очень сложно. В бескрайней и огромной белизне, безбрежной, я начал замечать будто небольшие радуги, неоднородности, имеющие цвет и даже движущиеся. Я продолжал плавать в этом, размышляя об архангеле Темюэле, о том, как глупо было ему довериться, хотя было очевидно, что он бросит меня под небесный поезд при первых признаках неприятностей. Отчасти и о том, как бы настучать на него, так, чтобы он провел пару тысяч лет в его любимом Аду. И тут я начал понимать, что то, как он меня сдал, выглядит совершенно нелогично. На самом деле, он сделал это самым сложным путем, и мне следует это обдумать как следует. Но тут меня отвлек медленный вихрь цветовых пятен.

Пятна стали ярче, сначала светясь, а потом и сверкая. Вместе с сиянием появилась и форма. Вернее, пять форм. Пять сверкающих светочей. Мои судьи, мои присяжные и, возможно, мои палачи, Небесный Эфорат.

Они стали более вещественны, хотя называть эти эфемерные, едва человекоподобные силуэты, состоящие из света «вещественными» можно было с натяжкой. Я вообще их узнал лишь потому, что уже видел ранее. Терентия, главная, Разиэль, загадочный, будто «черный ящик», Чэмюэль, цвета заходящего солнца, и Караэль, единственный, который, похоже, считал меня чем-то крупнее букашки, разбившейся о лобовое стекло Господа. И, конечно же, мой старый друг, Энаита, чудовище, которая собралась выйти чистенькой, отправив меня жариться в пламени Ада. Как мне хотелось хоть что-нибудь сказать против нее, раньше, тогда, когда я еще мог сделать это, прежде чем она залезла в мой ум и душу и обезвредила их.