Проспавший смерть, опоздавший к рождению

— Ну, дельце одно есть… А вот какое — уж извините, не могу сказать, тайна. Да, ещё, — Руслан вдруг ухмыльнулся, — у нас на хвосте хорошая погоня. Насилу оторвались.

— Вот даже как! — участливо покивал головой Толстый.

— Да. Так что — когда будут проезжать тут, передавайте привет. И что если не бросят свою затею — поплатятся жизнями.

— Передам, конечно. А с кем имею честь, если не секрет?

— Гляньте-ка сейчас на меня… Ничего странным не кажется?

— Дела ж творятся, дела! Цельный Жрец Хаоса, да в моём заведении! Отродясь такого не бывало!

— Вот то-то же. Можете теперь заведение своё переименовать. «Жрец и стакан» там. Или «Уставший жрец». «Жрецово похмелье», наконец…

— Полно вам, так над своим статусом издеваться…

— Ну так а что. Я не по своей воле полез в это ярмо… И отношусь к нему так, как отношусь.

— Н-да уж… Еда готова. Нести?

— Да, конечно. Давайте приступим к трапезе наконец, и сделаем это как люди, а не на скаку, впопыхах…

На какое-то время в заведении повисло молчание — все старательно и с заметным удовольствием набивали желудки. Было видно, что они давно не ели толком.

— А какая это винтовочка у вас интересная, — вдруг заговорил владелец салуна, — можно я её гляну?

— Конечно, не вопрос…

Толстый взял купленный в Мэйн Йорке спрингфилд в руки, покрутил немного, провёл пальцем по стволу.

— Знаете, а ведь это оружие мне знакомо…

Slice FFA157D6000223E5

Погоня продолжалась несколько суток — несколько суток почти непрерывной скачки, летящей в лицо пыли, и всё больше и больше нараставшего напряжения. Кроме Капитана и Августа, внешне выглядевших совершенно невозмутимыми, все были на нервах. Часто вспыхивали склоки и ссоры, правда, тут же затухали — все понимали, что делают одно дело, и знали, зачем всё дальше и дальше удаляются в девственные дали прерий, зачем скачут туда, где, возможно, их поджидает летящая навстречу пуля.

Холд почти физически ощущал направленную на него неприязнь, которую излучали все вокруг. Причём, если к пренебрежительному отношению со стороны Капитана, а также к несколько высокомерному поведению ковбоев, он уже привык, то подобное от Августа, которого до этого считал едва ли не другом — уж больно этот улыбчивый рейнджер располагал к себе — оказалось очень неприятным, неожиданным ударом по самолюбию.

Лиз всё больше молчала, погрузившись в себя, и не обращала внимания на происходящее вокруг. Попытки заговорить с нею оказывались безрезультатными, она отвечала односложными фразами, иногда невпопад. Холд очень хотел с нею нормально пообщаться, попытаться понять, что у женщины на уме, быть может, помочь её как-то — но все его порывы натыкались на внезапно выросшую, не пробиваемую никакими способами стену отчуждения.

Однако конец всему этому всё же настал, причём, достаточно неожиданно. Капитан Брок с Августом вдруг, видимо, заметив что-то, видимое только им, остановили своих коней, их примеру последовали остальные. Дав всем приказ оставаться и ждать на месте, эти двое поскакали вперёд, и вернулись лишь через несколько часов.

— Ночью идём брать. Их лагерь в нескольких часах езды, — будничным тоном, без выражения, объявил Капитан. — Проедем ещё чуть-чуть, оставим лошадей, дальше — пешком. Они, — палец в сторону Лиз и Холда, — тоже остануться. Сторожить. И это не обсуждается. Слышите, мне без разницы, что вы там себе думаете. Всех несогласных попрошу обратиться к Пи Джею — он мастер связывания, скрутит только так. У нас серьёзная операция, а не увеселительная прогулка. Ясно?

— Но, Капитан…

— Замолкни, женщина. Скажи спасибо, что тебя с твоим дружком-любовничком вообще сюда взяли.

— Да как ты…

— Молчать, сказал! Выезжаем, как стемнеет. Всем готовиться и отдыхать.

Лиз недовольно надула губки, Холд же постарался отнестись возможно более безразлично к придиркам со стороны командования — в конце концов, у Каптиана явно было больше опыта, и он лучше знал, как и что делать. Правда, это всё нисколько не делало слабее желание всадить ему нож в глотку, или же прострелить что-нибудь жизненно важное… Хотя, шансы успешного провернуть подобное мужчина оценивал довольно здраво.

Несколько часов пролетели незаметно. В сумерках отряд проехал дальше, остановившись в неглубоком заросшем кустарником овраге, где, как и было запланировано, были оставлены все кони и двое людей для их охраны. Остальные двинулись дальше уже пешим ходом. Когда они скрылись из виду, Лиз, раздражённо крутившая в руках сорванную травинку, вскочила на ноги и сказала:

— Я пойду за ними.

— Что?

— Говорю — пойду за ними! Этот урод мне не указ. Отправлюсь следом, и сама убью Дикого. Это моё дело, моя война.

— Поставишь под удар всю операцию?

— Ничего не поставлю. Я выросла в прерии, меня учили скрытно передвигаться и убивать. Очень большая глупость со стороны Капитана, пренебрегать мною. Я ему покажу…

— А мне что предлагаешь?

— Ты останешься с лошадьми. Ведь кто-то должен сторожить.

— И думаешь, я так просто отпущу тебя?

— А что ты можешь сделать?

Холд, ухмыльнувшись, направил на неё ствол револьвера.

— Что?! Ты не выстрелишь!..

— Так уверена? А вдруг выстрелю?