Лев Георгиевич сидел тихо, полоскал горло теплой минералкой, даже закутал его для большей убедительности шарфом и ждал… неизвестно чего.
И дождался. В середине дня раздался телефонный звонок. Поднял трубку и сразу узнал голос хозяина.
– Ты вот что… ты на колесах?
Будто он не знал, что у Семихатько новенькая «Лада».
– Как обычно, – ответил скучным голосом, поскольку вмиг ощутил непонятные схватки в животе.
– Оставь в гараже. За тобой заскочат. Возьми все, что касается последних переводов. Ты меня хорошо понял?
Еще бы не понять! Речь как раз и шла о тех самых деньгах, полученных по векселям и уже переведенных в Бэнк оф Нью-Йорк. Не Авдеев, естественно, переводил сотни миллионов долларов в Штаты, а фирмы, которые уже не существуют, открывали там свои счета. Ну а в настоящее время деньги эти через германские банки перекочевали из Штатов в Голландию, осев на счете давнего партнера Олега Никифоровича. Но ни его фамилии, ни номера счета не знал главный юрисконсульт банка «Деловой партнер». Семихатько имел хорошую зарплату и снисходительное отношение босса. На большее он и не мог рассчитывать. Хотя и понимал, что знания его опасны. Что все это действительно, как говорится, до первого милиционера. Ведь и уберут, не чухнутся. Может, потому и был так жаден до денег, именно сегодня и именно сейчас, как, сам того не ведая, ткнул в самую суть этот проклятый следователь из Генеральной прокуратуры…
Очень хотел верить Семихатько, что нет никаких порочащих его сведений у Олега Никифоровича, а все равно испугался. Да так, что пришлось срочно в туалет плестись – небыстро и собранно. Подумал еще, что несчастный вид – может, оно и к лучшему. Посочувствует Авдеев, малость пожалеет, позволит отдохнуть и подлечить надорванное верной службой здоровье.
С тем и приготовился он к визиту в усадьбу хозяина, который до нынешнего дня никогда не удостаивал Семихатько подобной чести…
Глава двенадцатая. НЕ БОЖЬЕ ДЕЛО
Хмырь паниковал. И это зябкое, непривычное для отморозка, каковым его считали, состояние духа едва ли не изумляло сокамерников, которые к постоянно непредсказуемому Хмырю относились с опаской. От такого всегда можно ожидать на собственную башку неприятностей. Даже и без видимой причины. А тут он вдруг стал сторониться соседей, глядел на всех подозрительными глазами, ни с кем, как прежде, не болтал о вещах, о которых иные предпочитали вообще помалкивать.
А дело– то все было в том, что накануне вечером вернувшийся с очередного допроса Ленчик, который парился здесь по двести сороковой, то есть за вовлечение в занятие проституцией, передал Хмырю с воли предупреждение. Звучало оно так: «Хмырь, в крытку пошла малява, чтоб тебя замочить, берегись Босого».
Семен Греков по прозвищу Хмырь никакого Босого не знал, даже и не догадывался, кем тот может быть. Тот же Ленчик, который сидел в камере на полсотни подследственных и где на самом деле располагались все семьдесят пять уже больше полугода и был достаточно знаком с обширным контингентом, просветил Хмыря. Босым, сказал он, называли мокрушника из соседней камеры, на котором уже висело до десятка вооруженных ограблений с убийствами. И был он гастролер – раскатывал по матушке-России и добывал по городам и весям свой хлеб насущный таким вот бандитским образом. Но взяли его на последнем деле в столице. По прежним меркам грозила ему чистая «вышка», но после принятия моратория на смертную казнь дело его как бы зависло. Он же, чувствуя себя в любом случае смертником, – пожизненное в наших условиях куда хуже стенки, – возможно, посчитал, что еще одна мокруха к уже имеющемуся десятку нового срока не накинет. А может, и не сам он станет мочить Хмыря, а еще кому поручит, его, по слухам, многие побаиваются, понимая, что, если у Босого уже давно крыша поехала, ему ничего не стоит воткнуть перо в бок любому, кто его ослушается. Или – кому прикажут.
Раздумывая над сказанным, Хмырь все соображал, от кого могла пойти малява Босому. И так выходило, что знать мокрушника, который, кстати сказать, парился в Бутырке уже третий год, мог Синий. Но тут же возникал вопрос: ему-то от того, что замочат Хмыря, какая собственная польза? Или, может, его так напугали сопляки-свидетели из Каменки, опознавшие Хмыря? Ну и что? Прямых-то доказательств, что убийство фраера – дело рук Сеньки Грекова, у следаков нету! Видели его? Ошиблись. Про какие-то следы на водочной бутылке? Фигня. Хмырь помнил, что в тот день ни разу не снимал перчаток. И, как понимал он, в принципе его положение, к примеру, было куда лучше, чем у того же Ленчика. У которого статья хоть и звучит мягко, как «вовлечение», а на самом деле взят он был с поличным и прямо над окровавленной жертвой, которая отказалась исполнять его волю. Так что Ленчику явно светил как минимум трояк. Хмырь же очень надеялся, что следствие само развалится, еще до суда. И помогать следаку по фамилии Платонов он пока не собирался. Авдея-младшего заложил? Так о том сам Синий и растрепал, многие слышали, кто заказал.