Просроченная виза

– Нет, – Хмырь резко и отрицательно замотал головой.

– А с Грызловым?

Вот же гад этот следак!

– Откуда?

– Это что ж опять у вас получается? Кто-то нанимает вас, вы оказываетесь, по сути, соучастником убийства, а ваш непосредственный бригадир о том ни сном ни духом? А между прочим, у нас имеются показания свидетелей, что в тот день, когда вы были задержаны во дворе фирмы «Алко-сервис», там же находился и Грызлов. Только Синий, в отличие от вас, ушами не хлопал, а спрятался, пока шел в офисе обыск. А потом вышел, и его многие видели. Тут их показания, могу дать посмотреть. Так что ж вы делали в тот день на фирме?

Полная фигня получается… Выходит, следак-то знает побольше Хмыря! И про Синего ничего для него не секрет. И тут снова перевернулось в мозгах Грекова сообщение Ленчика о маляве с воли. Кому нужна его жизнь? Как же раньше-то не сообразил! Да ведь это только один Синий и мог приказать! И только его слово может быть услышано в Бутырке. Да хоть тем же и Босым… Значит, это Синий его приговорил?! А он тут, будто целка какая, корчит из себя!

– Пока вы вспоминаете, Греков, задам вам попутный вопрос. Что конкретно вынудило вас срочно просить следствие принять ваши признательные показания? Я правильно сформулировал ваше настойчивое желание? Или, может быть, контролер что-то напутал?

Видел Платонов, как безумно мучается этот Хмырь от необходимости оправдаться и в то же время чего-то всерьез опасается. Но поскольку «клиент», как говорится, дозрел, следователь вовсе не собирался давать ему спуску. Раз начал колоться, колись до конца. Полумерами тут уже не обойдешься. И тот, видно, решился.

Греков заговорил о той маляве, что пришла в Бутырку. Выдвинул и свое предположение, кому нужно, чтобы он замолчал поскорее и желательно навсегда. Таковыми он и назвал Игоря Кирюхина и Алексея Грызлова. Но тут же сам и поправился, что Кирюха в авторитетах никогда, по его сведениям, не ходил, тем более не был «законником» и, значит, в тюрьму маляву с приказом кинуть не смог бы. Получается, что либо помог ему Синий, раз их вместе видели, либо это – инициатива лично Синего. Причем Кирюху он называл более активно. Вроде бы как его он не боялся, а при упоминании Синего – просто вздрагивал.

Он был действительно напуган – это видел Платонов. Но чем помочь-то ему? Попросить тюремное начальство перевести подследственного в другую камеру? А где гарантия, что и там не достанут? В другое СИЗО? Нужны серьезные обоснования, а не слова об угрозах, которые заключенный вполне мог и придумать, чтоб хоть как-то изменить свое положение. Можно, конечно, поговорить с Грязновым и попросить того, чтобы он помог перевести Грекова, скажем, в «Петры», то есть в следственный изолятор Петровки, 38. Но стоит ли овчинка выделки?

Так, рассуждая вслух, подвел Платонов Хмыря к мысли о том, что забота следствия об охране его грешной жизни может быть осуществлена лишь в обмен на полнейшее признание. Без всяких «если» и «может быть». Без встречных условий и оговорок. Вот в этом случае, так сказать в порядке исключения, можно попробовать помочь Семену Грекову на какое-то время «затеряться» для тех, кто поставил на нем крест.

Предложение было жестким, и Хмырь его понял. Он и сам уже видел, что иного выхода у него просто нет. Да, кстати, вполне может статься, что Босой – это туфта, а маляву как раз и получил Ленчик, чтобы передать кому-то в их же камере. А сказал он об этом Хмырю, чтоб тот мучился, не спал, подозревал каждого и в конце концов сорвался, сам сел на перо. Такие суки, как Ленчик, особенно любят мучить и издеваться над другими, потому и идут в сутенеры: баба-то – она слабее, ее пригнуть, заставить исполнить любой твой номер – сущая потеха. Вот он и…

И это последнее соображение все решило для Хмыря. Он сказал следователю Платонову, что готов дать самые что ни на есть чистосердечные показания относительно Синего, да и тех братков, которые участвовали в разборке с Силиным…

Ну а Платонов, не желавший, чтобы Греков был слушателем во время разговора с Грязновым, позвал охранника, предупредил о том, что выйдет на десяток минут и, оставив Хмырю пачку сигарет со спичками, ушел в незанятый соседний кабинет, набрал по мобильному телефону номер Грязнова и изложил кратко суть ситуации.

Вячеслав Иванович, который, как понял Платонов, все еще находился в Генеральной прокуратуре, тоже попросил минутку подождать, а затем сказал, что они с Турецким немедленно займутся этим вопросом. Прощаясь, Грязнов заметил, что теперь уж Платон Петрович просто обязан выжать из Хмыря всю его поганую душу. А в камеру его возвращать уже не надо, пусть сразу после допроса везут на Петровку.

– У вас имеются какие-нибудь вещи в камере? – спросил Платонов, вернувшись в следственный кабинет.

– А чего? – не понял Хмырь.

– С собой надо что-то забрать?

И Хмырь повеселел. Сказал, что имеет при себе все имущество. Остальное – казенное или то, чем помогли разжиться соседи по камере.

– Ну и хорошо, – сказал Платонов, садясь и кладя перед собой новый бланк протокола. – Тогда начнем все сначала…