Простейшие слова

В творчестве Ширали этого периода наряду с любовной поэзией явственно звучит гражданская тема; здесь поэт выступал продолжателем традиции гражданской лирики О. Мандельштама с его «чувством внутренней правоты». Едва ли не громче и мощнее других неофициальных поэтов Ширали возвышает свой голос, отстаивая честь поэзии, право «слышать и слышаться в этом миру». В целом же все классические для русской поэзии темы: любви, дружбы, поэзии, свободы, Родины, чести, Города, – прихотливо переплетённые друг с другом, спонтанно и дерзновенно звучали в это время в стихах Ширали, в его знаменитом цикле «Сопротивление» и в «Повторах» – стихах, которые не могли увидеть свет до падения прежнего режима (изданы в двухтомнике «Сопротивление», 1992). При этом, о чем бы ни писал Ширали, в центре его поэзии само словесное творчество. Как он говорит о своем делании: «Словесничаю, совершаю слово / И тем слыву…».

Что касается особенности поэтики Ширали, то некоторым из его товарищей по неофициальной культуре, например, В. Кривулину, Ширали казался делающим слишком большой упор на звучащее живое слово, что доставляло неизменный успех во время его чтений, но казалось данью эстрадной поэзии, с некоторыми представителями которой Ширали какое-то время был дружен. Когда вышел сборник Ширали «Сад», Кривулин выразил сомнение в том, выдерживает ли поэзия Ширали отделение от читающего ее автора. Почти тридцать лет спустя товарищ Ширали, переводчик и критик Виктор Топоров снова повторил тезис об укорененности стихов Ширали в традиции эстрадной поэзии, впрочем, в отличие от Кривулина считая это не её недостатком, а особенностью и достоинством. Мне же вопрос представляется более сложным. Поэзия Ширали, по крайней мере некоторые его стихи 1970-х годов, действительно соприкасается с традицией эстрадной поэзии, но в своём существе как раннее его творчество, так и позднее, и многие стихи 1970-х годов не являются эстрадными в одном очень важном пункте – их потенциальным адресатом оказываются вовсе не присутствовавшие на чтениях Ширали современники. В конце жизни Ширали, который по болезни не мог больше выступать и даже прочесть по телефону друзьям новые стихи (он просил об этом жену), писал в целом так же, как и прежде, и обращался к тому же «провиденциальному собеседнику», что и в своих ранних стихах. Лучшие стихи Ширали – не эстрадные, они написаны, пользуясь выражением О. Мандельштама, «с голоса», и таких стихов немало.

Вместе с тем работа на опасной границе с эстрадной поэзией со временем привела к постепенной утрате Ширали лидирующих позиций и к творческому кризису. Ситуация усугублялась начавшейся перестройкой и гласностью, когда читатель, искавший в поэзии выражение запретных мыслей и чувств (будь то эротические или политические), стал находить всё это в массовой культуре и общественной жизни и потерял интерес к поэзии. Кризис в творчестве Ширали, начавшийся перед перестройкой, длился вплоть до распада СССР.

После краха советской империи, несмотря на то что поэт утратил былую популярность, голос к нему возвращается. Сам страдая от тяжкого недуга, Ширали находит вдохновение в сострадании стране, переживающей тяжелейший политический, духовный и культурный кризис, и людям, с которыми сводит его судьба. В 1990-е годы он пишет стихи, вошедшие в сборник «Долгий плач Виктора Гейдаровича Ширали по Ларисе Олеговне Кузнецовой и прочие имперские страсти» (1999), изданный после самоубийства возлюбленной поэта. В лучших стихах этой книги глубокий трагизм соединяется с библейскими и христианскими мотивами. Поэту и в этот период остаётся доступен весь регистр человеческой экзистенции, которую он передает в слове, – от игривой легкости, флирта и любования бытием до высокого трагизма и споров с Богом.

Религиозная тематика пронизывает всё творчество Ширали, укоренённое, начиная с первых стихов «Сада», в библейской парадигме (в фундаментальной для поэта мифологеме рая и грехопадения). Теперь же, в 1990-е годы, пройдя через духовный и творческий кризис, точнее, приняв кризис как своё неизбежное состояние, поэт напрямую обращается к сложнейшим для лирической поэзии темам: веры и неверия, смирения и гордыни, прощения и покаяния. Наряду с традиционными любовными стихами (становящимися, как и гражданская лирика, всё более трагическими), у Ширали появляются вариации на темы псалмов, цикл стихов, обращённых к священнику Владимиру Цветкову, другие стихи религиозной тематики, не имеющие, впрочем, ничего общего с той «благочестивой» стихотворной продукцией, которая в большом количестве появилась в России на волне церковного возрождения 1990-х. Поэт никогда не работает в рамках наперёд известного и дозволенного, он осваивает самые проблемные и острые темы и состояния. Ширали оказывается как бы средоточием боли человека своего места и времени, и именно из этой, самой болевой в духовном и душевном смысле точки он пытается в своих лучших религиозных стихах, оставаясь на границе неверия и веры, говорить о вере и обращаться к Богу.