Прости

– Насчет «счастливыми» не знаю, но показатели здоровья у них заметно улучшались: ну там давление ближе к норме приходило и прочее в этом духе.

– Ты мне предлагаешь цветок на подоконнике завести?

– Фу! Я тебе пытаюсь донести метод. Сразу подняться с пола и перепрыгнуть барьер – не получится. Но можно сперва попытаться сесть. И обнаружить, что током за это никто не бьет. Потом встать. Потом сделать шаг. И еще один…

– Ладно, я поняла. Кажется. Только не рассчитывай, что я прямо завтра радостно побегу…

– И в мыслях не держала! – перебила Карина. – Завтра ты точно никуда не побежишь. Я пока просто рассказала тебе, что твое «не могу» совершенно естественно. Но при этом оно субъективно, и от него можно избавиться. А насчет конкретных шагов мы что-нибудь придумаем.

– Чтобы ты, да не придумала? Карин, спасибо тебе за заботу, но мне со всем этим надо как-то…

– Да ясен пень, пусть в голове уложится, что двери не заперты. Никто с пистолетом тебя наружу из логова не гонит, но внутри себя ты знаешь – должна знать – что, когда захочешь, можешь, например, в окошко выглянуть. Или за дверь. Можешь, понимаешь? Не запрещено. Ты сама выбираешь, выглядывать ли в окошко и подходить ли к двери. А там, глядишь, и наружу… Все, отключаюсь, занимайся своими делами. Или не занимайся – как захочешь. Понимаешь?

Пять минут назад во время разговора Олеся поднималась с дивана и подходила к окну – просто так. Просто потому, что… сама захотела?

Засыпала она с трудом. И, может, лучше бы не засыпала. Опять снилось, как она мечется по пустому незнакомому дому, не в силах остановиться и хоть немного подумать, где может скрываться вожделенный выход. Выбраться очень нужно, ее ищут, и если настигнут – беда. И некогда останавливаться и думать, надо пытаться, надо рваться в каждую встреченную дверь, но там опять оказывалась еще одна дверь, за ней еще одна, потом вдруг бесконечная анфилада замыкалась в кольцо, водила кругами, пугала, выматывала.

Плача, Олеся царапала ногтями очередную дверь, облизывала ободранные пальцы и снова царапала… когда на плечо легла чья-то рука.

– Ты куда-то собралась? – нежно прошептал голос. – Зачем? Не спеши, подожди немного. У меня есть для тебя подарок…

Проснулась от бешеного стука собственного сердца. Длинная футболка, служившая ночной рубашкой, промокла от пота, прилипла к телу, из горла рвался крик, который она все-таки успела заглушить, зажав рот обеими ладонями. Стянула футболку, наскоро обтерлась ею, как полотенцем (волосы тоже были мокрые, что за наказание!), надела другую, перевернула одеяло «сухой» стороной, свернулась под ним калачиком. Обняла коленки, прижимая их к груди. Поза эмбриона. Самая успокаивающая, самая безопасная. Смешно.

Подарок…

Пять лет назад

К платью полагались, разумеется, туфельки, крошечная сумочка и украшения. Скромные, но на фоне собственных «побрякушек» Олеси они выглядели сокровищами британской короны.

Бабушка волновалась.

– Не выдумывай, – успокаивала ее Олеся. – Я не на пляски племени каннибалов тумбо-юмбо иду. И не бойся, пить слишком много я не стану, пару бокалов шампанского – и все, тем паче не стану пробовать всякое… химию, короче, – произносить слово «наркотики» ей не хотелось. Слышать о таблетках и тому подобных «раскрепощающих» средствах Олесе приходилось, конечно, но она же не полная идиотка себя травить! – Ба, я давно выросла и вполне способна за себя отвечать. Не волнуйся.

– Вот будут у тебя свои дети… – вздыхала бабушка.

– Ба! Мы же не в глухом лесу будем, а в самом центре Москвы, что со мной может случиться?!

Модный клуб и впрямь располагался в центре. Олесе подумалось, что, если бы не рождественская иллюминация (и если подняться чуть-чуть повыше, хотя бы на третий этаж), наверняка и Кремль будет виден совсем рядом.

Но вместо подъема пришлось спускаться, клуб размещался в полуподвале. В первый момент Олесе показалось, что владельцы даже на ремонт не расщедрились, но уже со второго взгляда стало ясно: и обшарпанные стены, и якобы ржавые трубы под потолком, и «плесень» по углам – искусная имитация. Плесень-то плесень, но сыростью не пахло, а пол, якобы из потрескавшегося цемента, не щерился никакими выбоинами. Девушки в своих вечерних платьях выглядели посреди этой «разрухи» особенно эффектно. На «новенькую» чуть не набросились: как, кто, откуда, давно ли с Германом. Допрос сопровождался сладчайшими улыбками. Олеся сперва испугалась, но – бабушкина школа – тоже отвечала улыбкой. Вежливой, дежурной. Имя, очень приятно. Иногда – пожатие плечами: здесь не время и не место для исповедей, на празднике нужно веселиться, нес па?