Прости

Уже через пару часов пост обзавелся длинной веткой комментариев. Большинство желали дедушке здоровья, таких он поначалу даже благодарил, но потом устал. С десяток хвалили: какая трогательная история! Другие просто желали найти девушку (ага, которая уже давно бабушка) и ругали Колокольцева, дескать, гад он и как такие по земле ходят. Александр был с этим, в общем, согласен, но, во-первых, упомянутый Колокольцев уже покинул этот мир, во-вторых, а что толку гневаться-то? Репостов, впрочем, было довольно много, и это обнадеживало. Теория семи рукопожатий, помоги!

Ничего, успокаивал он сам себя, нужно просто подождать. Забросил удочку – и смотри на облака, делай вид, что поплавок тебя не интересует. Иначе уже минут через пять начинает казаться, что он пляшет, ты дергаешь – а там ничего! Кроме червяка. Ты сам себя обманул. Ложная поклевка.

Дай бог, выздоровеет дед, непременно отвезу его на рыбалку. Столько лет без толку потеряли!

И снилась ему, разумеется, рыбалка. Странная немного, но это же сон. Речка, почти невидимая под застилавшим ее туманом, уходящая в белесую пелену почти невидимая леска, и на самом кончике удочки – огонек. Александр даже название вспомнил, огни святого Эльма. Кажется, такие появлялись на мачтах судов. Предвещая то ли шторм, то ли, наоборот, штиль. Что-то опасное, в общем. Но во сне огонек не пугал, он просто помогал разглядеть плохо различимую в тумане леску. Она поблескивала, тянулась дальше, дальше – и превращалась в музыку. В тонкую скрипичную мелодию. Вела, тянула и указывала. Туда, где в туманном мареве виднелась хрупкая девичья фигурка. Неподвижная, только правая рука летала – и на кончике смычка сиял такой же огонек.

Он вдруг забыл, что сидит на берегу, поднялся и шагнул за тонкой этой ниточкой. Туман мягко обволакивал ноги, и никакой воды под ними не оказалось. Иди. Иди.

Смычок летал все стремительнее, и огонек сиял все призывнее сквозь сгущающийся туман. Нет, не туман – снег! И его очень много! А девушка в легоньком платьице, длинном, но все равно, ей же холодно! Надо дойти, дать ей куртку хотя бы, если осторожно набросить одежку на плечи, это ведь не помешает играть? И тогда все будет хорошо.

Плечи под тонким белым платьем оказались совсем узкие, но куртка не падала. Только лица за крупным густым снегом было никак не различить. Никак.

А девушка вдруг шевельнула худенькими плечиками, сбрасывая его подношение, всплеснула руками – никакой скрипки в них и не было! – и расхохоталась. Резким, таким знакомым смехом. И лицо ее было лицом Киры:

– Дурачок! Это ж вечернее платье! К нему палантин нужен, а не твоя дурацкая вонючая куртка! Да откуда тебе палантин взять? Неудачник! Такой же, как твой ненормальный дед! Ничего у вас не выйдет, не выйдет, не выйдет!

Ногам сразу стало мокро – река под туманом все-таки имелась, провалился он по колено – и холодно. Только упавший с исчезнувшего смычка огонек обжигал правую ступню…

Что за…

Должно быть, он сильно ворочался во сне: одеяло обмоталось вокруг тела, а ноги высунулись наружу, и правая прижалась к батарее. Батареи он тогда, после своего запоя, затеяв ремонт, не менял, денег не было, и чистоту-красоту он наводил собственными руками, это успокаивало даже. Потом в интернете прочитал чье-то смешное рассуждение про особый – русский – дзен: надо не на невидимую точку пялиться, а, к примеру, забор красить или дрова рубить, просветление наступает ничуть не хуже, чем при традиционной медитации, но в придачу получаешь покрашенный забор и ровненькую поленницу. Вот он и постигал тогда этот самый русский дзен. Но батареи остались старые, чугунные, он их только покрасил, решив, что пока поживут. Топили, как нередко в начале сезона, от души, толстые белые ребра почти обжигали.

Терпимо, резюмировал Александр, осмотрев покрасневшую с одного бока ступню.

Комментариев за ночь прибавилось изрядно, он старательно прочитал все: ничего полезного, одни умиления и пожелания добра и света. Репостов тоже прибавилось, ну хоть что-то. Может, теория семи рукопожатий все же сработает? А то даже расчистившееся поутру небо, уже не черное, а синеватое, скоро солнце появится, не вдохновляло. И в больнице все было без изменений. Этому стоило порадоваться: ведь хуже не стало! Но радоваться как-то не получалось.

Хватит киснуть, рыкнул он сам на себя. Шевелись. Душ, кофе, и работать! Это ты можешь, а то, что контролировать не в состоянии, вполне обойдется без твоего присмотра.

Кофе.

Чай – это прекрасно, но чай, пожалуй, требует компании. Собеседника.

Кофе же – для беседы с самим собой. Невозможно его пить, нервничая. То есть возможно, конечно, но невкусно совершенно. Ни о чем. Кофе – не просто напиток, он – возможность увидеть себя и мир по-новому. Пауза, дарующая время отстраниться, переоценить, настроиться, услышать. Жаль, что в походных условиях такое невозможно, приходится обходиться термосом, это совсем не то.