– Вот и мы, – выпорхнув из дамской комнаты, она с лучезарной улыбкой подала руку ожидавшему возле «гардеробного» зеркала Эдику, рядом с которым маялся красавец племянник.
– Устраивайтесь, – «дяденька» подвел их к полускрытому за деревянным трельяжем столику, который подковой окружал мягкий кожаный диван. – Кормить вас будем. Что такое, в самом деле! Что Карина, что вы, Олеся, нельзя же так! Артурчик, подтверди!
– Олеся, вы не пугайтесь, дядя Эдик привык на работе командовать, вот и продолжает, а на самом деле он добрый. И кормят здесь в самом деле очень хорошо, почти как дома.
На столе поблескивал гранатовыми зернышками паштет, темнели среди яркой кудрявой зелени бастурма и суджук, рядом с сырной тарелкой пестрело от белизны цветной капусты до густой лиловости баклажанов разноцветье соленых и маринованных овощей. От запахов начинала кружиться голова.
– Это все закуски, понемножку. Рубик сейчас меню принесет, лучше всего форель, – гостеприимно угощал Эдик, Артурчик же кивал и улыбался. – Рыбу не любишь, шашлык можно, а хачапури Назар, это повар здешний, не хуже моей мамы готовит.
– Вы так вкусно говорите, что мне кажется, я слона могу съесть, – невольно улыбнулась Олеся.
– Ой, давай на «ты»? – Эдик замахал на нее руками. – Я сразу стариком себя чувствую, когда красивая девушка мне «выкает».
– Ага, – засмеялся Артурчик. – То-то Гулю за фамильярность песочил, она до сих пор, как тебя видит, вздрагивает и за угол прячется.
– Так то на работе! На работе работать надо, а не глазки строить. А тут мы отдыхаем. Выбирайте, красавицы!
Тяжелая кожаная книга меню Олесю напугала, и она, едва приоткрыв обложку, тут же растерянно ее закрыла:
– Может быть, форель? Тут столько всего, я не знаю просто… А если она такая вкусная…
– Давай форель! – обрадовался Эдик. – Не пожалеешь! Лучше только на озере Севан. Там, знаешь, вода чистая-чистая, как слеза девушки, а воздух такой, что никакого вина не надо. Хотя вино у нас тоже лучше всех. Вот приедете с Кариной к нам, сама убедишься. Лучше в сентябре, и не так жарко, и фрукты будут как мед, в самой поре, и на Севан тогда съездим, и церкви старые посмотрим, и дворик, где я вырос, увидите, со старым тутовником, его берегут. И розы еще будут. Ах, моя мама такие розы выращивает, ни у кого таких нет! А запах! Тут они вообще не пахнут, как пластмассовые, а у нас во дворе прямо густо-густо пахнет, и виноград на солнце совсем золотой, а абрикосы… Знаешь, какие у нас абрикосы!
– Дядина бы воля, – усмехнулся Артур, – всех бы туда отправлял! И не дай бог кому не понравится, загрызет! – Он подначивал дядю беззлобно, весело, по-свойски.
– Да кому может не понравиться? – так же шутливо парировал тот. – Разве что у кого камень за пазухой. Кто к нам с открытым сердцем, того и мы всей душой…
Понемногу Олеся начинала понимать, что Эдуард мог Карине понравиться вполне всерьез, и не в обеспеченности дело. Единственное, что ее смущало: как при такой любви к родной Армении он живет и работает в Москве. Но обстоятельства у всех разные. А вообще – правильный дядечка. Настоящий. И на Карину смотрит с нескрываемой нежностью. И не ревнивый: Артурчик ее танцевать увел, а этот ничего, только улыбается. Или, может, он сам попросил племянника, хотел с Олесей с глазу на глаз остаться?
– Что думаешь? – спросил он, не отводя взгляда от танцующих. – Не пара я ей? Старый, толстый кошелек на ножках?
– Что вы! – ахнула Олеся, хотя Артурчик рядом с Кариной смотрелся куда органичнее. Красивая пара! – И не думала даже.
– Думала, думала. Я тоже думал, да только не все, что на виду, правда. За ней ведь этих красивых толпы бегали, и что? Ненадежные они, которые молодые да гладенькие. Я знаю, сам такой был, сейчас уж отгулял свое, ума немножечко нажил, золото от обманки отличаю. Ей со мной хорошо. И мне с ней хорошо будет. С мамой я разберусь, она против меня не пойдет. Ее тоже понять можно, она мне сама невест присматривала, а тут… нашел сокровище, да не то, что ей виделось. Да только все равно сокровище. Карина многое повидала, но все равно чистая осталась, понимаешь? – Олеся кивнула. Она понимала: все Каринино легкомыслие – кажущееся, наносное. – На ней нет царапин, ну как на алмазе.
«А на мне? – невольно подумала Олеся. – На мне, наверное, сплошные царапины? Как на стеклянном, когда-то красивом осколке, валяющемся в полосе прибоя, весь уже матовый, и не скажешь, что когда-то сверкал».