Прости

Утром за мной приехала бледная, с красными от бессонницы глазами, Таня. Тщательно переписав данные из привезенного ею моего паспорта, недовольный сержант меня выпустил, хотя обещал «присматривать». В другой момент я, пожалуй, рассмеялся бы. Присматривать! До сегодняшней эпохи вездесущих камер наблюдения и прочих возможностей «присмотра» оставались еще годы и десятилетия. Но в тот момент мне было не до смеха.

– Я беспокоилась, – прошептала Таня, когда мы оказались наконец на улице. И прижалась ко мне, словно ища опоры. Ужасно, если вдуматься. Таня, которая всегда сама была опорой, которая тянула на себе все, улыбаясь и не унывая. А я только принимал.

Как в той отвратительной поговорке про любовь: дескать, всегда так, один целует, другой подставляет щеку. Я и щеку-то подставлял не слишком охотно. Но – подставлял. И ведь женился! Если бы повернуть время вспять! А сейчас – поздно. Поздно мчаться разыскивать Тосю. Я отыскал бы! Но как быть с Витькой и Оленькой? И – как быть с Таней? Такой подлости она точно не заслужила. Уж будто можно заслужить подлость… И я ведь даже попросить у нее прощения за эти мысли не мог. Мне легче не станет, а ей будет больно – за что? Эту ношу нести мне одному. Пусть я не мог Таню полюбить, по крайней мере так, как горела любовь к Тосе. Но не сделать хуже – мог. Обязан был.

– Все хорошо, родная, – пробормотал я, не глядя ей в глаза. – Все хорошо… – повторил, словно сам себя старался в этом убедить… – Все хорошо…

Глава 12

– Все хорошо, – бабушка обошла вокруг застывшей перед зеркалом Олеси. – Только бледная ты совсем. Погоди секунду…

Отражение и впрямь походило на призрак. Темно-синее платье неплохо оттеняло золотистые локоны, но лицо… Крась не крась, все одно недельная утопленница получается. Да и не идет Олесе яркий макияж, и платье строгое. Слишком строгое, но она давно не уделяла внимания гардеробу, выбирать-то и не из чего. Может, все-таки джинсы? И блузку поярче? Или даже джемпер, вот этот, бледно-бирюзовый, Каринин, кстати, подарок на прошлый Новый год. Но подруга предупредила жестко: никаких джинсов! Пятница, вечер, ресторан – вот и будь добра выглядеть соответственно.

Она все-таки приложила к себе джемпер – прямо поверх платья. Так вроде получше. Нет, в самом деле лучше! Была бы длинная юбка – и нормально. А офисный «карандаш» до колена… нет.

– Значит, что? – спросила она у своего отражения. – Джинсы?

– Лесенька, в джинсах в ресторан неприлично, – вернувшаяся бабушка выдернула из ее рук джемпер и приложила что-то к вырезу платья.

Удивительно! Окружающий горловину волан моментально перестал напоминать о безнадежной старой деве, смягчился, принимаясь намекать на скрывающиеся под ним тайны. Скрывалось, по правде сказать, не так чтоб много, но строгий вырез вдруг стал чуть не соблазнительнее самого бесстыдного декольте. И грудь обрисовалась. Чудеса! В платье-то ничего не изменилось. Всего лишь брошь. Олеся помнила ее с детства. Играть с «драгоценностью» не позволялось, только смотреть, и тогда брошь казалась воплощением первого бала Золушки. Скромно, строго, но в то же время волшебно. Камень поделочный, темно-синий, с полупрозрачными прожилками, немного светлее платья. И нежная «кружевная» оправа вокруг овальной середины украшена бледно-голубыми кристалликами – не то фианит, не то хрусталь. И из-за этих, наверное, искорок и платье, и сама Олеся преобразились сказочно.

Бабушка улыбалась.

Под окнами коротко бибикнули. Карина! Олеся клялась, что и сама прекрасно доберется, но подруга была непреклонна: еще сбежишь, не доехав, так спокойнее.