— Я родила двух недоношенных девочек, близнецов. Один ребёнок был очень слаб, мне сказали, что надежды на его восстановление очень мало. У меня тогда была не простая ситуация с мужем, в общем я побоялась трудностей и оставила свою дочь в роддоме. Прошло двадцать лет, а я не могу себе этого простить! Помогите узнать правду, где моя девочка! Я хочу попросить у неё прощения! Вы же можете мне помочь! В какой детский дом вы её определили?
— Не понимаю, не понимаю, о каких близнецах вы говорите? — бубнил себе под нос доктор. Он встал со стула и мелкими шагами стал мерить кухню.
Ирина с замиранием сердца наблюдала за ним, поведение мужчины её немного удивляло и настораживало. Она ожидала упрёки и оскорбления со стороны доктора, но как ей показалось, он даже не обратил внимания на аморальный поступок с её стороны, его взволновало что-то другое. И теперь набирая обороты, старик пытался что-то вспомнить. Неожиданно Фёдор Петрович остановился и спросил:
— А вы точно в нашем роддоме рожали?
— Да, точно, — растерянно ответила Ирина.
— В вашей истории родов было что-то сказано о многоплодной беременности? Вы знали, что у вас будет двойня?
— Нет. Для меня это тоже было большим сюрпризом.
Внезапно мужчина хлопнул ладошкой по столу. Ирина вздрогнула от неожиданности.
— Так и думал! Я так и думал! — повторял он. — Меня не было четыре дня, и они воспользовались моим отсутствием! Надо же, как ловко, обвели вокруг пальца! — возмущённо кричал доктор.
— Не понимаю? О чём вы?
— Дело в том, что за годы моей работы в роддоме было только два случая отказа от младенцев! И то, один ребёнок был с хромосомным нарушением, проще говоря — болезнью Дауна. А второй с тёмным цветом кожи — и такое бывает! — пояснил он. — Но однояйцевых близнецов в тот период времени, в моей практике не было! И не было никаких отказников! Получается, меня обманули! Куда девался младенец? Я как чувствовал тогда, что-то здесь не так! Уж больно дежурная смена, мне отчитывались за новогоднее дежурство! Мы с женой в те дни летали к родителям в Казахстан, хотели в семейном кругу праздник встретить.
— Как не было? Я же писала отказ и расписывалась. Где тогда моя дочь?
— Вот и мне хотелось бы знать, почему столько лет спустя ко мне приходят роженицы и спрашивают несуществующих детей?
— Вы шутите? Я родила двух девочек, видела их! Вы что мне не верите?
— Я не знаю, кому верить. Как вчера помню это дежурство. На тот момент была в отделении только одна пациентка тяжёлая, я даже фамилию запомнил — Лебедева. У неё ребёнок действительно, под наблюдением был. Боялись, что не выкарабкается. Но в остальном, всё тихо, никаких происшествий.
— Вы хотите сказать, что моя девочка умерла? — Ирине не хватало воздуха, она чувствовала, как млеют ноги и руки. Ей казалось, что в этот момент она теряет что-то очень важное и дорогое в её жизни — надежду. Ведь только на это у неё и остались силы — вернуть надежду на прощение.
— По документам нет. Не было у нас тогда никакой смертности. Мне самому интересно, куда девался младенец? И почему от меня это скрыли?
— Как вы думаете, моя дочь жива? Где мне её искать? Акушерка Екатерина Андреевна, — вдруг вспомнила Ирина. — Она тогда давала подписывать мне все документы. Можно же у неё спросить. Как её найти?
— Не можем мы у неё ничего спросить, — Фёдор Петрович сел на стул и обхватил голову руками.
— Почему?
— Инсульт у неё. Уже несколько месяцев неподвижно лежит в постели, не разговаривает, только мычит. Вряд ли она может нам быть полезна. Думаю, так и останется их проделка в тайне. Не хочу вас обнадёживать, скажу что думаю: полагаясь на ваши слова — девочка была в плохом состоянии. Из этого я смею сделать вывод, что ребёнок наверно умер в первые сутки, а ваш отказ сыграл на руку дежурной смене.
— Не понимаю.
— Ну что здесь не понятного? По документам везде провели одного ребёнка, а второго нигде не зарегистрировали — нет малыша, нет смертности в отделении.
— Вы всё-таки думаете, ребёнок умер?
— Ну а где, по-вашему, он делся?
— Зачем они это сделали?
— Тогда я тоже задам вам встречный вопрос — а зачем вы от него отказались? Молчите? Вот и они в свою очередь побоялись нести ответственность за смертность в отделении. Действительно, всё тайное, рано или поздно становится явным.
— Я не верю вам! Вы всё это придумали, чтобы я отказалась от поисков! Вы хотите мне сделать больно! Я всё равно её буду искать! Столько лет жила надеждой увидеть свою девочку, а теперь всё в одночасье рухнуло. Верните мне мою дочь! Я умоляю вас, помогите мне! Вы же сами говорили, что не было смертности! Значит, она жива! Жива — я чувствую!
— Успокойтесь. Вот выпейте успокоительное, вам станет легче, — он протянул пластмассовую мензурку с валерьянкой.
— Мне не нужны ваши капли! Они мне не помогут! — рыдала Ирина.
— На улице поздно, я ни куда вас не отпущу. Останетесь ночевать у меня. Обдумаете за ночь всё, может, ещё что-то важное вспомните, а завтра мы ещё раз это обсудим и придумаем, что можно сделать в вашей ситуации.