С того дня, как Ольга прижала колючую голову Ваньки к своей груди, мальчишка, казалось, оттаял. Незамысловатый подарок девушки, всколыхнул застывшие от горя чувства ребенка и, впервые, за долгое время, мальчик обрел, если не душевный покой, то хотя бы, спокойный сон. Кроссовки, хлобыставшие на его худеньких ногах, мальчишка носил с нескрываемой гордостью. То, что они были, далеко не по размеру, Ваньку ни сколько не беспокоило.
Даже соседский Петька, впервые в жизни, позавидовал ему:
– Классная обувка!
Однако Иван своей детской, настороженной душой не спешил подружиться со студенткой и доверял ей не до конца. Оля оставалась для него чужой и непонятной. Поэтому со дня их знакомства, мальчишка неотступно, как тень, стал следовать за девушкой, словно лишний раз хотел убедиться в ее искренности.
В тот злосчастный вечер Ванька тоже ждал окончания танцев, чтобы вновь невидимым спутником пройтись по ее следам.
Ольга вышла из клуба раньше других. Мальчик приготовился, как обычно пойти за ней, но тут заметил Сашку – колхозного шофера. Ванька недолюбливал этого самоуверенного, шабутного дядьку, особенно, теперь, когда тот хотел отобрать у него девушку, как понравившуюся игрушку. Мальчишка разозлился на мужчину, да, и на Ольгу тоже: «Нашла с кем водиться!».
Наблюдая издалека, как Сашка берет ее за руку, мальчик совсем разочаровался. Провожать Олю в этот вечер не было смысла, да, и не хотел он, уже этого. Восьмилетний Ванька знал, когда, мужчина и женщина остаются наедине, как раньше отец с мамой, детям делать нечего. Он понимал: подсматривать чужие тайны нехорошо.
Понурив голову, Ванька не спеша поплелся домой под оглушающие песенные ритмы «БОНИЭМ». Растревоженный музыкой вечер, показался, ему неуютным и не настоящим. Естественные природные звуки ушли на второй план. Почти не было слышно кваканья лягушек, стрекотания сверчков, которые, так любил мальчишка. Раздающийся смех из распахнутых дверей клуба делали его одиночество еще ощутимее, а судьбу – несчастнее. На глазах ребенка выступили слезы. То немногое, на что он надеялся – дружба с Ольгой и, та не состоялась…
Непонятно, слухом или самим сердцем, Ванька услышал среди сумасшедшей музыки слабые крики. Не разбирая пути, мальчик ринулся на едва уловимые звуки. Он видел: «Ольга пошла в этом направлении!». Когда, в темноте проступило светлое пятно знакомого платья, сомнений не осталось.
Девушка лежала распластанная по траве, сквозь порванную одежду светилась кожа. Сашка крепко прижимал ее к земле, словно хотел вогнать в нее Ольгу заживо. По всему было видно: она боролась, но, вдруг, Оля смолкла. Ванька в ужасе подумал, что она умерла. Ненависть, всплывшая еще из того далекого времени, когда отец избивал маму, придала мальчику сил. Он схватил первый попавшийся камень и со всей злостью, накопившейся в его маленькой душе, ударил насильника сзади по голове.
Сашка от боли и неожиданности вскрикнул пару раз и притих.
– Оля! – начал трясти Ванька пострадавшую за плечо.
Девушка застонала и открыла глаза. Потеряв всякую надежду на спасение, а потом еще и сознание, она встала не сразу. Не без помощи Ваньки, Оля стряхнула с себя корчащееся от боли Сашкино тело. Он, так и не увидел, кто помешал ему.
Ольга и Ванька сидели на берегу реки. Девушка беспрерывно плакала, уткнувшись мокрым лицом в острое плечо мальчика. Ей было, так нестерпимо плохо, что не хотелось жить.
– Ну, почему, почему? – бесконечно повторяла она, – Люди, такие звери!
Ванька молчал, не зная ответа. Какие, именно, требовались слова для утешения, ребенок еще не понимал и, только, гладил ее по голове своей щупленькой ладошкой.
– Оля, – наконец, тихо проговорил омальчик, – У тебя все платье испачкано и порвано, хочешь, я мамкино принесу?
От его слов девушка разрыдалась еще сильнее. «Если б, ты, только, знал, малыш…», – горько подумала она, – «Не платье, а душа изгажена и смята, как самая дрянная тряпка…».
К горлу снова подступил тошнотворный комок и, закрыв рукою рот, Оля кинулась в заросли кустов, давясь недавними воспоминаниями.
Ванька искренне пытался прочувствовать ее боль, но на ум шли лишь собственные переживания, которые он перенес за последний год. Мальчик в тысячный раз, вспомнил слова матери, о том, что время излечит их расставание.
«Должно быть, она ошибалась, родная…», – готовый тоже расплакаться, размышлял про себя маленький Ванька. Тепло материнских рук ему было не забыть никогда. Казалось, что он и, сейчас, ощущает его…
Крупные слезы покатились по многочисленным веснушкам, как капли того прошлогоднего дождя по карим глазам перезревших вишен.
Ольга вернулась, присела рядом и сжала дрожащие плечики ребенка. Им было обоим больно, и поэтому, не стыдясь друг друга, они хлюпали носом, не скрывали бегущие слезы, словно деля свои несчастья напополам. Ольга – почти взрослая женщина и мальчик, без времени возмужавший от испытаний, посланных судьбой.
Розовая полоса рассвета озарило утреннее небо.
– Ваня, – спохватилась Ольга, – Тебя же, теперь, потеряли дома!