Прости меня, Анна

Она раздраженно отбросила от себя трубку, выдернула сигарету из пачки, прикурила. «Почему я так нервничаю? – подумалось вдруг. – Странное дело! И руки дрожать начали, и напряжение во всем теле отвратное такое, будто мне срочно бежать куда–то надо! Совсем не умею быть сама с собой, будто страх непонятный нападает! Потому и приходится эту блаженную идиотку в гости звать, подругу детства любимую… Придет сейчас, вылупит на меня свои ангельские фиалковые глазки, еще и умничать начнет! Мы все из себя такие бедные, но мы с таким большим достоинством! Куда там! Как будто у богатых этого самого достоинства нет…Она, видишь ли, слышать не может, как я Алешку унижаю! Своего мужика проворонила, дура, а про моего слышать не может! А если он на самом деле тормоз, что с этим делать? Упертый, как бык… Его, видите ли, все в жизни устраивает! Что его может устраивать, что? Его экстремальная медицина дурацкая? Копеечная зарплата врача скорой помощи? Уже от знакомых скрывать надоело, что муж – никто и звать никак! И, главное, ведь даже не пытается ничего понять! Она такие возможности может ему открыть — у другого бы дух захватило! Вот Бориска – бывший Нюточкин муж – ее, Анну, всегда понимал! И правильно сделал, что бросил эту дуру! Хотя, наверное, и не ушел бы, если б она сама его не выпроводила… Что с нее возьмешь? Блаженная, одним словом… Ей бы, в ее–то теперешнем положении, обеими руками за нее, за Анну, цепляться, а тут, смотри–ка – еще и в гости не зазовешь! Да более того! Иногда кажется, что не позови – и не вспомнит о ней даже, как будто у нее такой подруги и не было никогда… Придумала себе мир каких–то мифических внутренних ценностей и барахтается в нем, словно в белых облаках живет, а не на нашей земле, грязной и грешной! А сама своих детей одними макаронами кормит… На учительскую зарплату сильно не объешься! Сколько раз звала ее на свою фирму – ни в какую! Все о какой–то пресловутой свободе толкует! А какая у нищего свобода? Да никакой. Свобода – преимущество людей богатых! А нищета – это уж для второсортных и убогих…»

Анна злобно отбросила от себя диванную подушку, резко поднялась на ноги, прошлась по комнате. На минуту остановилась у старинного, в дорогой антикварной раме зеркала, критически оглядела себя с головы до ног. Хороша… На лице — ни единой морщинки! Это в сорок–то семь лет! Не зря целый месяц потеряла в клинике пластической хирургии, ой, не зря! Кожа выровнена идеально, нарощенные волосы смотрятся совершенно как родные, и фигура тоже практически без изъянов… Вот только все равно не хватает чего–то! Последнего штриха какого–то… Глаза, наверное, выдают. А что делать? Пронизывающее насквозь, холодное и хищное их выражение никакими операциями не исправишь! Серо–стальной цвет еще можно синими линзами прикрыть, а вот выражение – нет, ничем уже не прикроешь! А вообще, и не надо! Зачем? Пусть боятся! На то она и успешная бизнес–леди по имени Анна Сергеевна, а не какая–нибудь там Нюточка – серая училка–словесница…

Ну и что, где она так долго ходит? Тут идти от ее дома пять минут, не больше!

Анна с сожалением оторвалась от зеркала и, выйдя на лоджию , посмотрела во двор. Ну, так и есть! Стоят, беседуют, голубчики, ручками машут! Вон Анютка — видимо, рассмеялась чему–то, запрокинула голову назад, а Алеша головой мотает, жестикулирует – байки про свои экстремальные будни травит! Эх, вы! Врач и учительница! Мелкие вы людишки, и радости у вас мелкие… Вот взять бы и поменять в одночасье и мужа, и подругу! Вот было бы хорошо!

Хотя чего это она… Ишь, на какие мысли разглядывание себя в зеркале навело! Нет уж… В ее возрасте, пожалуй, надо проверенных ценностей держаться… Коней на переправе не меняют! Да и где их возьмешь, новых коней, то есть новых мужей и подруг? Очереди за дверью что–то не наблюдается, и годы уже не к молодости идут, а совсем, совсем в обратную сторону… Да и муж у нее совсем даже не плохой! Добрый и спокойный, и внешность у него достаточно фактурная, и кое–какой интеллект в глазах светится. И Нюточка тоже девушка теплая — душевная да отзывчивая! Иногда в охотку бывает от чужого тепла погреться, когда совсем уж холодно внутри становится…

— …Не бери на сердце, Алешенька! В первый раз, что ли? Знаешь же, что Анне доказать что–либо все равно невозможно, и ввязываешься! – тихо говорила Анюта, следя глазами за подкрадывающимся к детской площадке Герцем – огромным мраморным догом самых что ни на есть благородных кровей, за наличие которых Анна заплатила год назад такую огромную сумму, что у нее тогда от удивления глаза из орбит чуть не выскочили: ничего себе, друг человека! Дороговато ценится нынче собачья дружба!

— Да я ведь и не против, Анют! И не спорил бы – пусть живет, как хочет! Только она мне свой этот снобизм – вещизм с такой яростью навязывает, что тошно уже! Да ты и сама знаешь, чего я тебе жалуюсь…

— Ты не жалуешься, Алеша! Что ты! Ты просто со мной грустной эмоцией делишься. А это разные вещи. Пойдем домой! Она больше не будет, честное слово…