Прости меня, луна

Хотя вдова слышала историю пропажи эрийского наследника десятки раз, вновь почувствовать сладость отмщения оказалось приятно.

* * *

Разговор, наметку которому в первый день только дали, к вящему удовольствию сестер продолжился. И ведь как вовремя леди Алель похвалила их воспитанницу!

— Не будем скрывать, что именно из-за Стефании мы приехали в ваш гостеприимный дом, — вкрадчиво начала Карлетта. — Ведь у тебя, милая, Дак до сих пор в холостяках ходит? Почему бы ему на нашу девочку не взглянуть? И собой хороша, и приданое богатое.

— Этот увалень? Да он вдвое старше вашей воспитанницы, — первое, что пришло на ум вдове. Ее сыну взять замуж сироту безродную? Не бывать этому! Хотя надо послушать, что предложат взамен…

— Сама знаешь, что не в возрасте дело.

— Мы их в родственные королевские дворы введем, тебя туда же на правах матери пригласим, — принялась соблазнять Шарло, не без удовольствия замечая, как загораются глаза Алель. — И нашему дворцу в Южной Лории пора бы ожить. Смехом и детскими голосами заполниться. Опять-таки, твой Дак весьма дружен с эрийской семьей, все на пользу…

— Красота и ум нашей девочки быстро в твоем увальне кровь разожгут, — Карли была прямолинейна. — Хватит вам киснуть на задворках.

«И нос зятьям утру!»

На том и сговорились. Осталось лишь Дака убедить, что Стефания — хорошая партия. Сами сестры тут же заверили сомневающуюся мать, что сын не успеет и глазом моргнуть, как перейдет из партии холостяков в женихи.

На следующий день вдова графа Себастьяна, расположившись с гостьями в беседке, с особым пристрастием рассматривала будущую сноху, которая, приодевшись и прихорошившись, вновь резвилась с собаками, выгодно показывая и веселый нрав, и приятную взору фигуру. Заговорщицы выбрали место прогулки подопечной совсем не случайно: окна кабинета Дака выходили как раз на эту часть парка. И отсюда, со стороны пруда с лилиями, было очень хорошо видно, как он в задумчивости застыл у окна.

Вечером Стефания заглянула в кабинет, в котором по обычаю прятался хозяин дома. Следом вошли служанки, принесли поднос со сладостями и яо-кунским напитком.

Дак, сидящий за столом с бумагами, поднял удивленные глаза, но противиться действиям неожиданной гостьи не стал. Слишком давно у него не было женщины, что немало способствовало его снисходительности по отношению к заговорщицам, чьи замыслы он раскусил чуть ли не сразу, как они переступили порог.

Что говорить? Воспитанница лорийских дам действительно была чудо как хороша. Все как он любил: круглое лицо, ясные глаза, пухлые губы, мягкая (он буквально почувствовал, какая она мягкая) грудь…

«Черт! Сломался карандаш!», — Дак оторопело смотрел на обломки грифеля, потом поднял глаза на Стефанию (и имя-то какое красивое!) и заметил мягкую улыбку, которая заставила сердце биться часто-часто.

— Вы без устали работаете, — произнесла девушка, и душа Дака запела — даже голос был таким, как он любил: теплым, вкрадчивым, без повелительно-истерических ноток родной матушки. — Я решила позаботиться о вас.

Незаметным жестом отослав служанок, Стефания сама налила в фарфоровую чашку золотистый яо-кун. По кабинету поплыл сладкий аромат. Дак сглотнул вязкую слюну. Пригубил горячий напиток, который погнал по жилам кровь, отставил чашку в сторону и притянул к себе девушку.

Ее губы пахли счастьем.

Утро он встретил на измятых простынях с капельками девственной крови.

Смотрел в белый потолок, по которому прыгали солнечные зайчики, и улыбался как идиот.

Целый день Стефания от него бегала, а ночью Дак, изнемогая от желания и кучи вопросов, которые роились в голове, поскребся в ее дверь.

«Пусть ответит, хочет ли она меня, или, испугавшись того, что я сотворил прошлой ночью, затаила обиду? Я приму любое наказание. Я… я готов жениться».

Она чуть приоткрыла дверь, но сама не показалась.

Он потоптался у порога в нерешительности, мучительно размышляя, что сей поступок значит: Стефания не желает его видеть или наоборот — приглашает войти, и все-таки распахнул дверь. Она стояла в центре комнаты абсолютно обнаженная и тянула к нему руки.

— Возьми меня. Я вся твоя.

Взял. На ковре, на кровати, в ванне, куда предварительно бросили горючие камни и лепестки весенних пахучих цветов. Утром еще раз. И был выпровожен с обещанием, что никому не расскажет, что невеста утратила девственность. Ей было бы неловко перед тетушками, а особенно перед его матушкой.

Тетушки во главе с матушкой тихо поздравляли друг друга в комнате напротив, поспешно отлипнув от дверей, когда Дак в незастегнутой рубахе вышел в коридор.

Глава 25

Спустя пять лет Лоза вновь лежал на скале и смотрел вниз — туда, где стараниями Союза был возведен памятник: каменная монахиня в скорбной позе склонялась над упавшим колоколом. Большой Язык раскололся, и это стало символом того, что мир более не услышит голоса пятидесяти погибших. Вместе с его низвержением перестали биться их сердца.