Она не только не спала с ним, критикуя его вес и обзывая отвратительными словами, но и трахалась с каким-то тощим мудаком за его спиной. То, что она сделала, непростительно.
Может быть, именно так я смогу помочь ему почувствовать себя лучше… если дам ему то, от чего отказалась она. Возможно, он даже позволит мне остаться, вместо того чтобы прогнать меня, когда она вернется. Я сделаю все возможное, чтобы он снова был счастлив, забыл ее жестокие слова и предательство и таким образом извинюсь за свое дерьмовое поведение.
Я, наконец, отпускаю его шею, провожу ладонями по его рукам к огрубевшим от работы ладоням на моей спине, жар которых я чувствую сквозь тонкий материал своей прозрачной черной майки. Медленно, он позволяет мне убрать их, и снова выглядит убитым горем, когда я отпускаю его. Он прислоняется головой к стене и зажмуривает глаза, потирая переносицу, чтобы не видеть, как я быстро собираю в узел свои густые каштановые волосы, снимаю сандалии и опускаюсь перед ним на колени.
— Папочка, посмотри на меня, — шепчу я.
Он дважды качает головой и закрывает рот, подавляя, как мне кажется, всхлип. Я бросаю взгляд на его коричневый кожаный ремень с большой металлической пряжкой, который он выиграл на родео, когда ему было за двадцать. По фотографиям, которые он показывал мне во время соревнований, я знаю, что он всегда был красивым, импозантным мужчиной. Но сейчас, несмотря на его более массивную фигуру и мешки под глазами, мне кажется, что с возрастом он стал еще привлекательнее. Он совсем не похож на Тима, и я понятия не имею, что мама могла в нем найти, когда у нее был папа.
Она идиотка. Жестокая, бессердечная идиотка, и я отказываюсь быть такой, как она. Может, ей и наплевать на него, но мне нет, и я сделаю все, чтобы сохранить его любовь.
Чтобы удержать его.
Папа вздрагивает, когда я цепляюсь пальцами за пряжку его ремня, радуясь, что она расстегнулась с первой попытки.
— Тина. Что…что ты делаешь?
Его ярко-карие глаза широко распахнулись и стали похожи на блюдца, и он подхватил меня под мышки, чтобы помочь подняться.
Я вырываюсь из его объятий и опускаюсь на колени. Когда я расстегиваю пуговицу на его джинсах и тяну молнию вниз, он смотрит на меня с полным недоверием. Он выходит из оцепенения только тогда, когда я расстегиваю пояс его джинсов, обнажая черные боксеры.
— Черт, милая. Я не знаю, что, по-твоему, ты делаешь, но тебе нужно остановиться.
Он пытается подтянуть пояс обратно, но я качаю головой и сосредотачиваюсь. Я думаю, он в шоке, потому что я выигрываю битву и спускаю его джинсы до колен.
— Тина, милая, вставай. Давай же… — он прерывисто вздыхает, когда я стягиваю пояс боксеров достаточно низко, чтобы вытащить его большой член, и он сжимает руки в кулаки по бокам.
Я и раньше дурачилась со своими бывшими парнями, в основном это была прелюдия, так что я знаю, как выглядит член. Но ни у кого из них не было членов такого размера, несмотря на то, что у него не было эрекции.
Серьезно, о чем думала мама, когда бросала его?
У этого парня огромный член, и он еще даже не встал!
Он немного темнее, чем остальная часть его загорелой кожи, и восхитительный трепет пробегает по моим венам, когда я наблюдаю, как толстый кончик темнеет, когда кровь приливает к его члену прямо у меня на глазах. С каждой секундой его вены набухают, становятся более заметными, и у меня возникает желание провести по ним языком.
Он начинает возбуждаться — или, по крайней мере, его член — и, думаю, я тоже, потому что низ моего живота трепещет. Я никогда не делала этого ртом, поэтому мне более чем немного страшно при одной мысли о том, что я сделаю свой первый минет именно своему отцу, но я не могу колебаться, зная, что в конце концов его шок пройдет и он заставит меня остановиться.
Я запрокидываю голову и смотрю прямо в его широко раскрытые, не верящие в происходящее глаза.
— Я люблю тебя, папочка. Надеюсь, ты тоже все еще любишь меня.
Я кладу руки на его бедра, которые размером напоминают древесный ствол и наклоняюсь, опуская взгляд на его член, который дергается, когда я осторожно облизываю его головку. Дыхание папы прерывается, когда я дую на его твердеющий член, затем приоткрываю губы, чтобы втянуть в рот грибообразную головку и обвожу ее языком, как леденец на палочке. Конечно, на вкус он совсем не похож на леденец, но я бы не сказала, что мне также неприятно, как Бриттани, когда она отсасывает своему парню.
— О, черт, милая. Черт, черт!
Он стонет, когда я втягиваю в рот еще один дюйм, ровно столько, что кончик коснулся задней части языка, прежде чем у меня срабатывает рвотный рефлекс. Когда я начинаю отводить голову назад, папа умоляет: — Ты должна остановиться. Ты должна…
Я пресекаю его протесты, наклоняя голову, чтобы захватить еще больше длины. Его член такой толстый, что я не успеваю ввести его полностью, пока на этот раз меня все-таки не стошнит.
— Блядь! — кричит папа, и мои глаза распахиваются, когда я слышу, как он ударяется затылком о стену.
Он запускает руки в свои волосы, хватая и дергая короткие темные пряди.