Сейчас Талли работала над монтажом последнего фильма Ханта, и хотя график был менее напряженным, чем в процессе съемок, дел у нее хватало. Как ни старалась она проводить с дочерью каждую свободную минутку, отсутствие помощницы изрядно связывало ей руки. Впрочем, времени оставалось еще достаточно — фильм нужно было подготовить к прокату к Рождеству, и не только потому, что этого требовала программа финансирования. Сюжет картины был таков, что ее появление на экранах накануне рождественских праздников гарантировало прокатчикам дополнительную прибыль, и Талли очень старалась уложиться в срок. Она, однако, понимала, что в данном случае не все зависит от ее усилий и что, как ни цинично это звучало, картина была просто обречена на успех благодаря трагической гибели Ханта, наделавшей столько шума.
— А что сейчас с Брит? — спросила Макс как-то вечером, когда они вернулись домой после ужина с Сэмом. — Где она?
— Насколько я знаю, — ответила Талли, — ей предъявили обвинение в умышленном убийстве первой степени и отправили в тюрьму до суда. Теперь ее будут судить и за присвоение чужих средств, которое является федеральным преступлением, и за убийство, которое преследуется по уголовному уложению штата. Первое слушание назначено на девятнадцатое апреля, но я, если честно, вовсе не жду этого дня с нетерпением. Скорее наоборот… Бриджит, я думаю, тоже, но она пока не выказывала желания признать себя виновной. Да и то сказать — от этого она ничего не выигрывает и ничего не теряет. Убийство и хищение с отягчающими обстоятельствами достаточно серьезные преступления, так что срок ей назначат большой. Кроме того, Грег предъявил Бриджит гражданский иск — быть может, так мы сумеем вернуть хотя бы часть украденного. Хотелось бы, чтобы нам присудили ее особняк — тогда я смогла бы его продать, но Джим говорит, что дом Бриджит почти наверняка достанется налоговой службе, которая обвиняет ее в уклонении от уплаты налогов… — Сказав это, Талли задумалась. Было просто невероятно, как за сравнительно короткий промежуток времени Бриджит ухитрилась испортить ее жизнь, поломать свою и отнять жизнь у Ханта.
— А она… она больше не пыталась говорить с тобой после… ну, после того дня, когда она приходила за кейсом? — снова спросила Макс. Ей, как и самой Талли, казалось странным, что Бриджит так и не попыталась извиниться или хотя бы выразить свое сожаление по поводу всего, что она сделала.
— Нет, — покачала головой Талли. — Она мне не звонила и не писала. Вот от подружки Ханта я получила письмо. Она утверждает, что Хант меня по-настоящему любил, — он якобы несколько раз говорил ей об этом. Честно говоря, мне не очень-то в это верится, но все равно с ее стороны было очень любезно послать мне такое письмо. Я тоже послала ей открытку с соболезнованиями.
Кроме письма от Анджелы, Талли получила электронное послание от Виктора Карсона, в котором тот сообщал, что от него ушла жена и что он пытается добиться развода, но об этом она сейчас распространяться не стала. Особого значения это все равно не имело, во всяком случае — для Макс. Кроме того, до девятнадцатого апреля, когда должен был начаться процесс над Бриджит, оставалось еще около десяти месяцев, и Талли все чаще казалось, что к этому времени все происшедшее будет казаться ей далеким и почти нереальным. В какой-то мере это происходило уже сейчас. Талли, во всяком случае, старалась меньше думать о прошлом и с удовольствием проводила время с дочерью. Они вместе бывали у Сэма, вместе ходили в лос-анджелесские музеи и галереи. Время от времени Макс, правда, заговаривала с ней о Ханте или о Бриджит, но Талли отвечала без особой охоты — ей очень хотелось поскорее обо всем забыть.
Изредка ей звонил Джим — звонил просто так, чтобы узнать, как ее дела, а за день до отъезда Макс в Нью-Йорк он даже навестил ее — заскочил буквально на несколько минут по пути на очередной матч с участием Бобби. Джим привез цветы — он выбрал белые лилии, и, хотя Талли всегда предпочитала розы, букет ей понравился. Сам Джим, в джинсах и белой футболке, выглядел моложавым и подтянутым — кажется, это был первый раз, когда Талли видела его не в костюме. На Макс его внешность тоже произвела сильное впечатление. Похоже, внешний вид и поведение «живого фэбээровца», на которого ей давно хотелось взглянуть (от Талли она знала, кто такой Джим Кингстон, но никогда с ним не встречалась), разрушили кое-какие ее стереотипы: Джим показался ей привлекательным мужчиной, к тому же он держался очень непринужденно и был внимателен к ее матери. Что касалось Талли, то ей всегда было приятно поболтать с Джимом, поэтому она тоже вела себя абсолютно естественно и раскованно.
Когда Джим уехал, Макс буквально набросилась на мать.
— Да он просто душка! — воскликнула она, едва за Джимом захлопнулась дверь, и Талли оставалось только надеяться, что
— Откуда я знаю? — пожала плечами Талли. — Может, тебе лучше спросить об этом у самого Джима?
— Разве он тебе не нравится?