— Ничего, надеюсь, это ненадолго, — сказал Джим и ободряюще улыбнулся. — Сиди здесь как в осажденной крепости — и все будет нормально. А я привезу тебе поесть, иначе ты умрешь с голода… Откровенно говоря, на ближайшие пару недель тебе следовало бы перебраться куда-нибудь в другое место, о котором никто не знает. Я могу тебя отвезти, ты только скажи — куда.
Талли задумалась.
— Я могла бы поехать к отцу, но… Уж лучше я останусь здесь.
— Тогда оставайся, только не подходи к окнам, — снова предупредил он, и тотчас в доме зазвонил городской телефон.
Джим аккуратно отсоединил его от сети — он ни секунды не сомневался, что это звонят журналисты. Любой достаточно близкий Талли человек попытался бы дозвониться ей на мобильный.
— Скоро все закончится, — сказал он, и Талли кивнула: ей очень хотелось ему верить, а Джим тем временем кивнул на прощание и вышел из дома.
В дверной глазок она видела, как он решительным шагом направился прямо к журналистам, держа в вытянутой руке свой служебный жетон.
— Мисс Джонс не будет делать никакого заявления, — услышала она уверенный голос Джима. — О случившемся она знает и глубоко сожалеет, а также выражает сочувствие семье погибшего. С прессой мисс Джонс общаться не планирует, так что ваше дальнейшее пребывание возле ее дома бессмысленно. Если она захочет как-то прокомментировать сегодняшние события, вас известят.
Журналисты разочарованно загудели, но расходиться не торопились, и Джим, пройдя мимо них, сел в свою машину и отъехал. Кто-то из папарацци успел его «щелкнуть», но на спецагента это не произвело никакого впечатления.
Минут через десять Талли еще раз наблюдала эту сцену на экране телевизора. Репортеры продолжали дежурить у ее дома, и она почти пожалела, что не согласилась с предложением Джима и не поехала к отцу. Тут Талли вспомнила, что так ему и не перезвонила, и взялась за мобильник. Сэм ответил практически мгновенно, и Талли поспешила заверить отца, что с ней все в порядке и что она нисколько не пострадала.
Весь вечер Талли смотрела новости по телевизору, но ничего нового не узнала. Было почти девять, когда вернулся Джим. Он привез два объемистых пакета с гамбургерами и мексиканской едой; Талли впустила его в дом, и они вместе отправились на кухню. За прошедшие часы прессы перед ее особняком еще прибавилось — репортеры надеялись сделать сенсационные кадры, но Талли, как и велел Джим, задернула все шторы и опустила жалюзи.
По телевизору несколько раз сообщали, что вплоть до недавнего времени Талли Джонс жила с Хантером Ллойдом, и это, безусловно, подогрело интерес журналистов к ее персоне. Показывали в новостях и фотографии беременной Анджелы, а незадолго до возвращения Джима Талли увидела короткий ролик, на котором двое женщин-полицейских вели в тюрьму Бриджит. Голова ее была опущена, волосы растрепались и падали на лицо. Сейчас Бриджит была сама на себя не похожа — во всяком случае, контраст с фотографией со светского раута, показанной по телевизору чуть раньше, был разительным. Именно на том фото, подумала Талли, была запечатлена
— Ну и кто из нас — звезда? — с иронией спросила Талли, пока Джим разбирал продукты и расставлял тарелки. Он купил даже пластиковую упаковку из шести банок колы и такую же упаковку с пивом.
— Ты, конечно, — ответил он спокойно. — И именно это не давало мисс Паркер покоя. Она хотела занять твое место, но
— И все-таки время от времени мне не мешало бы тщательнее расчесывать волосы, — лукаво заметила она, и Джим рассмеялся.
— Если ты это сделаешь, тебя вообще никто не узна́ет. Ни один человек! Я даже думаю — если ты уложишь волосы и немного приоденешься, то сможешь спокойно выходить из дома, несмотря на репортеров. Они все равно не догадаются, что ты — это ты.
Теперь уже Талли рассмеялась и жестом пригласила Джима к столу. Пока они ели, Джиму позвонил сын, и он ответил, что скоро будет дома.