Прости меня за любовь

После возвращения Джима из Скво-Вэлли прошла неделя. Талли регулярно беседовала с ним по телефону, но встретиться они так пока и не смогли — за время рождественских каникул у Джима на столе скопилось немало дел, требовавших расследования. Несмотря на острую нехватку свободного времени, Джим продолжал следить за делом Талли и сразу позвонил ей, как только Бриджит официально признала себя виновной сначала в присвоении чужих денег, махинациях с кредитными карточками, электронном мошенничестве и уклонении от налогов, а затем (для этого потребовалась отдельная процедура) и в убийстве первой степени. Вынесение приговора и назначение наказания было назначено на начало апреля. К этому времени Испытательная служба должна была подготовить необходимый в таких случаях доклад о личности и обстоятельствах жизни подсудимого и выработать рекомендации для судьи. Джим считал, что Бриджит, по всей вероятности, получит около десяти лет, так как она все же признала себя виновной до суда. В противном случае, сказал он, ей могли бы дать и двадцать лет, и даже пожизненное заключение. Теперь адвокатам оставалось только обсудить гражданский иск Талли и договориться о размерах компенсации, поскольку признание Бриджит содержало в себе пункт об обязательном возмещении убытков в полном размере.

Насчет «полного размера» Джим не обольщался. Он уже много раз предупреждал Талли, что она вряд ли получит назад все, что потеряла, так как Бриджит наверняка много потратила, а что-то, возможно, и припрятала. Для Талли, однако, главная новость заключалась в том, что для нее все закончилось — за исключением вопроса с гражданским иском, но заниматься им все равно должен был Грег Томас. Главное, теперь ей не нужно было присутствовать на суде, что могло стать для нее еще одним кошмаром. В общем, было от чего вздохнуть с облегчением.

— Ты присутствовал, когда Бриджит выступала с признанием? — спросила Талли.

— Да, — коротко ответил Джим.

— Ну и как… твои впечатления?

Джим немного поколебался, но скрывать правду не стал.

— Не очень, — честно сказал он и пояснил: — В суде мисс Паркер вела себя как ни в чем не бывало. Я, во всяком случае, не заметил никаких признаков страха или раскаяния. Свое признание она зачитала громким, уверенным голосом и при этом только что не подмигивала судье. Кстати, на заседание она пришла тщательно причесанная и накрашенная, в коротком сексуальном платьице, за которое, скорее всего, было заплачено твоими деньгами. За все время она ни разу не смутилась, не пролила ни слезинки и держалась очень спокойно. Я многое повидал, Талли, и могу сказать одно: так обычно ведут себя преступники-рецидивисты, но ведь о мисс Паркер ничего такого не скажешь… Остается одно: твоя бывшая помощница — человек насквозь порочный и испорченный, которому наплевать на всех, кроме себя.

Талли ужаснулась. Она пыталась представить себе нарисованную Джимом картину — и не могла.

— Как ей только не стыдно… — пробормотала она после непродолжительной паузы. — Я не понимаю…

— И не поймешь — ведь ты нормальный человек. — Джим особо выделил голосом предпоследнее слово. — Такие, как мисс Паркер, все равно что пришельцы из другого мира. Внешне они такие же, как большинство людей, но внутри — совершенно другие. И именно поэтому им так часто удается выйти сухими из воды. Нормальному человеку просто не может прийти в голову, что кто-то может поступить так, как ведут себя они, поэтому их никто не подозревает, и они безнаказанно лгут, обманывают, изменяют и воруют, а порой и убивают. И это действительно страшно… — Он немного помолчал и добавил: — Мне жаль Хантера Ллойда, но я очень рад, что ты не оказалась на его месте.

— Я тоже рада, — ответила Талли, думая о Макс. Что бы было с ее дочерью, если бы она погибла?

— Ты свободна в пятницу вечером? — негромко спросил Джим. — Я приглашаю тебя в ресторан, если ты не передумала.

— Я не передумала, — твердо ответила Талли. — И не передумаю. И да, в пятницу вечером я абсолютно свободна.

Талли действительно была ничем не связана. Макс улетела в Нью-Йорк еще утром, а поскольку к работе над новым фильмом Талли еще не приступала — только вела переговоры с инвесторами, — то ничто не мешало ей свободно распоряжаться своим временем.

— Тогда я заеду за тобой в половине восьмого, — пообещал Джим, и Талли улыбнулась. Она была рада, что они наконец увидятся.

Когда в пятницу вечером Джим подъехал к ее особняку, настроение у Талли было приподнятым. Известие о том, что Бриджит признала свою вину, подействовало на нее благотворно, и всю неделю она не ходила, а буквально летала — таким сильным было облегчение, которое она испытывала. Сама Талли сказала бы — даже не облегчение, а освобождение; впервые за много месяцев она не мучилась от тревоги или страха перед будущим, и даже воспоминания о пережитых страданиях наконец отступили. Тяжесть ушла с души, уступив место радости, и Талли чувствовала себя обновленной.