Есть закон тяготения, когда большие тела притягивают к себе маленькие. Это закон физических тел. Но есть великое тяготение Божией любви: Господь как единое солнце, которое все к себе притягивает, все существа, и конечно, прежде всего человека. И человек — грешник он последний или праведник, верующий он или неверующий — в равной степени имеет в себе жажду единения с Господом. Только один это понимает, отдает себе в этом отчет, а другой не понимает, томится, находится в смятении, в неуверенности, не может себе объяснить, почему ничто на свете не удовлетворяет его, почему, достигая какого‑то результата, он все равно куда‑то стремится! И человек, настоящий человек, никогда не может успокоиться и остановиться, потому что беспредельно его стремление к Богу, к своему Творцу. В этом вся тайна человеческой жизни, ибо Господь создал нас для Себя.
Но мы, по великому счастью, по незаслуженной благодати, получив от Него ответ, узнав, что же это за стремление в нашем сердце, куда оно нас влечет, — мы сегодня приходим и говорим:
И Господь отвечает нам: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные» — а это все мы — «и Я успокою вас»[45]
— то есть дам покой и мир вашему сердцу. Только Он один может дать покой нашей встревоженной бесприютной душе. Но раз мы это знаем, значит, мы должны пойти за Ним! Вернее, пойти навстречу к Нему. И когда выносится Святая Чаша, когда Господь устами Своего служителя говорит «Приступите»! — мы идем и приступаем.Пусть каждый из вас подумает: ведь ученики были первыми, кто приступил к Святой Чаше, — но они тоже были слабы. А мы идем еще слабее их. Уж если Фома сомневался, если Петр отрекался, если Иоанн и Иаков искали первенства, то мы‑то с вами — как можем мы подойти к этой Чаше?!
Многие учители Церкви размышляли, задавали себе вопрос: «Подошел ли к Чаше Иуда?» Ответ точный не найден. В Евангелии ясно не сказано. Скорее всего нет. Скорее всего, он ушел прежде, чем Господь взял эту Чашу. Но ведь могло случиться, что и он подошел. И это для нас горькое напоминание о том, что Господь говорит: «Придите все!» Поэтому мы молимся: «Не лобзание Ти дам, яко Иуда».
Тайна причастия заключается в том, что в этот момент мы призваны пережить Вечерю Господню, пережить полное с Ним соединение, пережить вхождение в сердце Божие, в необъятное сердце любящего нас Господа. И мы входим в это чистое, горящее сердце, полное любви к нам, неся свою грязь, свою пыль, свой мусор, искаженные, обезображенные и недостойные, согнутые под грузом бесконечных забот, отягощенные леностью, терзаемые изнутри то злобой, то страстями, то завистью.
Что мы сделали для Господа, мы, христиане, любящие Бога, которые получили от Него все! Что мы сделали? Мы предали Его имя позору. Мы нарушили христианское звание. Мы перед всеми людьми, с которыми нам приходится иметь дело, показали, что, оказывается, христианин — такое же жалкое, немощное и греховное существо, как и всякий прочий! Вот почему в Писании есть такие пронзительные, обличающие слова, что «из‑за вас имя Божие хулится среди язычников»[46]
. Как это легко понять! Мы все знаем, что люди: наши родные, братья, сестры, соседи, сослуживцы, знакомые – все, кто знает, что мы носим на теле знак Христов, — все они смотрят: что же от нас исходит — добро или зло? Являемся ли мы, мужчины и женщины, апостолами Христовыми среди людей? Нет, и еще раз нет. Не апостолы, а те, кто отдает веру на посрамление и позорит ее.Мы церковные люди, но не имеем ревности к церкви, и саму церковь, сам храм превращаем нередко в базар и в место пререканий, склок и взаимной неприязни. Мы, получившие Слово Христово о любви, забыли, что это такое, потому что постоянно полны зла, недоброжелательства, зависти, превозношения, гордыни, раздираемы мелкими ничтожными страстями, похожими на каких‑то маленьких паразитов, которые разъедают нашу душу.