Прости, но я хочу на тебе жениться

– А потом… Я хотела принять ванну.

И выходит из бассейна. Гвидо смотрит на нее. Впервые он видит в ней женщину, в этом гидрокостюме, фигура очерчена луной, в обрамлении темной зелени деревьев. Он видит ее красивое тело, женственное, мягкое, округлое. И это уже не просто игра. Теперь это настоящее желание. Гвидо чувствует сильную дрожь, пробегающую по спине, сжимающую живот, не дающую передышки и длящуюся, кажется, бесконечно. Ники поворачивается и видит его в бассейне, в обрамлении легких испарений, поднимающихся к небу. Он видит в темноте ее глаза, полные губы, ясно читающееся желание в этом ночном свете.

– Ну, так чего ты ждешь? Идешь?

Гвидо молчит.

Они больше не говорят и вскоре оказываются в машине. Едут через холмы, по шоссе и наконец въезжают в город. Останавливаются у дома Ники. Это была поездка в тишине. Гвидо смотрит на нее. В ее глазах все еще ощущение сказки и нет желания противостоять реальности.

Затем Ники поворачивается к нему:

– Спасибо. Это был чудесный вечер. – Она дарит ему легкий поцелуй в губы и убегает.

Так быстро, почти со скоростью света, а вокруг него по-прежнему вьется тысяча вопросов: «Кто мы? Друзья? Любовники? Мы помолвлены? Мы – никто друг для друга?» Гвидо видит, как она исчезает за дверью.

Ники не вызывает лифт. Поднимается пешком, чтобы шуметь как можно меньше. Смотрит на часы. Нет, не могу поверить, половина пятого. Как долго я гуляла? Кажется, целую вечность… Она подходит к двери, медленно вставляет ключ в замок и так же медленно поворачивает. Так. К счастью, изнутри не замкнули. Она входит и закрывает дверь обеими руками, осторожно прижимаясь к ней, чтобы замок не щелкнул. Затем снимает обувь и на цыпочках идет в свою комнату. Проходит мимо комнаты родителей и заглядывает под дверь. Темно. Свет не горит. Слава богу. Ники не знает, что Симона проснулась. Легкого щелчка входной двери было достаточно, чтобы она открыла глаза, а может, ее разбудило что-то еще, кто знает. Она следит за дочерью, как будто видит ее, как и все матери, она понимает даже то, что не понимаем мы… Но она понимает. Она слышит, как закрывается дверь комнаты Ники, затем глубоко вздыхает и снова пытается уснуть. Переворачивается в постели. «Нужно ли мне что-то делать? Могу ли я вмешаться в жизнь дочери? Кто я такая, чтобы говорить ей что-то? Ее мать. Да, конечно. Но могу ли я давать советы, касающиеся чужой любви? Как я могу понять, перевести ее чувства, то, о чем она мечтает, что видит во сне… Счастлива ли она сейчас, грустит или напугана?.. О чем она думает? – Симона размышляет. – Ники все еще девочка, хоть временами и зрелая, слишком зрелая для своего возраста. Она проживает свою жизнь, будь то сказка или суровая реальность, падает и поднимается, идет быстро или медленно, живет в трех метрах над небом или на земле. Роль матери состоит в том, чтобы молча идти рядом, быть готовой помочь подняться и утешить, когда необходимо, одновременно предоставляя ей максимальную свободу выбора, соглашаться с ее решениями и надеяться, что они принесут ей счастье! Как скучно. Какая я скучная… Какая скучная мама, – и она понимает, что улыбается своим мыслям. – Знаешь, что я сделаю, Ники? Я не буду вмешиваться. Я приму любое твое решение, надеясь, что оно принесет тебе счастье. Вот так… – она смотрит на Роберто, спящего рядом и легонько похрапывающего. – Только посмотрите на него! Мне это нравится. Он такой чувствительный, даже во сне заботится о семье! И еще храпит!» – и она с силой пинает его по ноге. Роберто крупно вздрагивает, затем вздыхает глубже, чем обычно. Слегка плямкает губами, будто голоден, словно ищет что-то в воз-духе, а затем, как ни в чем не бывало, отворачивается и про-должает спать. «Глазам не верю! Это невозможно. Он спит, как ангел, спит, а я здесь борюсь со своей дилеммой… Которая должна быть нашей, общей!» Роберто отворачивается. «Это не-возможно», – думает Симона, и еще больше огорчается.

И он снова начал храпеть! Скажите на милость.

Глава сто тридцать первая