Прости, прощай

– Ты не понимаешь, – повторил он. – Вильям любит тебя... Он сказал, что снова начнет пить, если тебя с ним не будет... Ты должна быть с ним. Завтра он возвращается, и я бы хотел, чтобы ты его ждала дома...

– Он этого хочет?

– Ну, конечно же...

– Кому он об этом сказал?

– Мне... И матери...

– Почему он мне ничего не сказал?

– Он в больнице... вернее, в частной клинике...

– Там нет телефона?

– Есть... И он мог бы тебе позвонить. Но он не может. Боится... Он прекрасно понимает, что очень плохо с тобой обошелся. Раскаивается...

– Раскаивается, – презрительно хмыкнула Яна. – Ваш сын – слабак и слюнтяй.

Ей очень хотелось добавить, что он позволил бандитам увезти ее черт знает куда, но решила не нагнетать и без того напряженную обстановку.

– Нелестный отзыв... Но боюсь, что мне придется согласиться с ним. Вильям – действительно слабохарактерный.

– И ленивый.

– Вот здесь ты не права. А если права, то не совсем. Вильям очень хочет заняться стоящим делом. И я собираюсь ему помочь. Есть у меня задумка насчет совместного советско-американского предприятия. Да что там задумка, наработки уже есть... Я думаю, Вильям может возглавить это предприятие...

– Пожалуйста, мне-то что.

– Не надо так говорить. Он нуждается в тебе, и ты должна его поддержать. Ты для него якорь в этой жизни. Он сам так сказал...

– Может быть, и якорь, – мрачно усмехнулась Яна. – Но незарегистрированный... От этого якоря можно легко отцепиться, чтобы заменить его на другой...

– Ему не нужны другие якоря...

Яна пытливо глянула на Филиппа Михайловича. Неужели он не понял ее намек?

– В этом я уже убедилась... Извините, меня ждут...

Она высвободила руку, потянулась к дверце, чтобы открыть ее.

– Погоди...

Он мягко положил руку ей на плечо, произвел легкое усилие, чтобы развернуть ее к себе. Яна повиновалась.

– Я тебя понял... Ты хочешь замуж.

– За Вильяма? Не хочу... Но если жить с ним, то с печатью в паспорте. Чтобы не чувствовать себя его содержанкой... Или вашей – ведь вы же даете ему деньги...

– Обещаю, если Вильям не сорвется, то к лету ты станешь его женой.

– Вы обещаете? – усмехнулась Яна. – В том-то и дело, что вы обещаете... Вильям полностью зависит от вас. Папенько-маменькин сыночек...

– Если бы это действительно было так, он бы не упрямствовал – работал бы, не пил...

– Ну хоть в этом он проявляет упорство. Настоящий мужчина!

– Я вижу, ты не очень высокого мнения о нем... Но ты его все равно любишь...

– Люблю?..

Действительно, Яна любила его. Но давно уже не так сильно, как Егора... А Егора больше нет. Вернее, он есть, но в тюрьме. Два месяца назад арестовали, скоро суд – соучастие в каком-то преступлении плюс незаконное ношение оружия. Осудят его, и неизвестно, когда он выйдет. Если вообще выйдет... А ее жизнь продолжается. Чуть больше чем через год она заканчивает университет, ей надо как-то устраиваться в этой жизни. И как ни осуждала она Лизу за ее мещанские взгляды, но не согласиться с ней не могла – лучше быть рядовым учителем в Москве, чем профессором в каком-нибудь Свердловске. И хорошо, если муж будет, квартира и все остальное, что составляет блага жизни...

– Может быть, и люблю...

– Ну вот и договорились, – скованно улыбнулся Филипп Михайлович.

– Ни о чем мы не договаривались...

Яна попробовала возмутиться, но не нашла в себе побуждения к этому. И покорно махнула рукой, соглашаясь:

– Но если вы настаиваете, завтра я поеду к Вильяму...

– Не просто к нему, а к себе домой, – поправил ее Филипп Михайлович.

– Пусть будет так, я не возражаю, – уступчиво кивнула она.

– И не надо завтра, можно прямо сейчас... Или у тебя кто-то есть?

– В каком смысле? – вздрогнула Яна.

– В прямом... Ты девушка взрослая, у тебя может быть мужчина...

– Нет мужчины... А если бы и был... – И снова она не нашла в себе желания перечить будущему свекру. – Нет у меня мужчины, – сказала она и, немного подумав, добавила: – И не было...

Вранье. И вовсе не во спасение. Но Яна была далека от того, чтобы мучиться из-за этого угрызениями совести.

* * *

Вильям вернулся из клиники. Жалкий и никчемный. И куда только делся тот парень, которого она когда-то знала? Разве можно было забыть тот день, когда он залез к ней на третий этаж в общежитие. Хотел, чтобы она вернулась к нему. А как подъехал на белом коне, в белом костюме, с цветами. Тогда он забрал ее к себе... Может, и нелепо все это было, но как романтично. А сейчас – ничего. Только жалкая улыбка, только искательный взгляд.

– Ты меня простила? – спросил он.

– А ты просил у меня прощения? – насмешливо вскинула бровь Яна.

– Нет, но... Ты уж прости меня, ладно?

– Ты просишь или умоляешь?

– Ну, можно сказать, умоляю...

– Умоляют на коленях.

– Хочешь, чтобы я на колени встал? – нахмурился он.

– Иди мой руки, обедать будем...

Готовила Яна без души, но удалось все – и салаты, и первое-второе. Да иначе и быть не могло...

– Как хорошо дома, – блаженно сощурился Вильям, поглаживая полный живот.

– Надеюсь.

– Все-таки ты на меня злишься.

– А тебе не интересно знать, что бандиты со мной сделали?

Да, она злилась на него. И как ни пыталась унять свои чувства, сарказм кривил ее губы.