Прости, прощай

Вот здесь и жили любовницы Филиппа Михайловича, возможно, сюда он возил и проституток. Хорошо мужик устроился – жил, с красотками дружил и, ясное дело, не тужил. А Яна тем временем срок мотала... Сердце у него больное. Вранье. Прикинулся больным, чтобы спрятаться за Яну... Старый козел!..

Только она знала, скольких усилий стоила ей улыбка, которой она встретила Филиппа Михайловича. Он заявился к ней с корзиной цветов и большим пакетом с продуктами. Звон стеклотары свидетельствовал о наличии в нем горячительных напитков. Клюв наточен, крылышки начищены... Индюк надутый.

– Как вкусно у тебя пахнет!.. – раздувая ноздри, восхищенно протянул он. – И порядок идеальный!..

Яну тошнило от этой квартиры, тошнило от ее владельца. Но порядок она не могла не навести – руки сами тянулись к пылесосу и тряпке. А жаркое приготовила, чтобы угодить старому хрычу. Увы, как бы она его ни презирала в душе, с ним нужно было считаться. Как ни крути, а от него зависело ее будущее.

– Ты просто умница, – продолжал осыпать ее комплиментами самодовольный Филипп Михайлович. – Не зря Вильям так тебя ценил...

Ей бы промолчать, но...

– Я не лошадь, чтобы меня ценить.

– Нет, конечно, не лошадь...

– И не телка!..

– Это ты о чем?

– Чья это квартира?

– Моя... Купил по случаю...

– Для кого?

– По случаю и на всякий случай...

– Телок вы сюда водили.

Филипп Михайлович смутился, но быстро справился с собой.

– Ну, было дело... – вымученно улыбнулся он.

– Это все из-за сердца, да?

– При чем здесь сердце?

– Ну, один ученый лекарство для сердца делал. А получилась «Виагра» – совсем для другого. Так и вы, поднимали сердечный тонус, а подняли то, что пониже, да?..

– Яна, ты меня удивляешь.

– Зачем вы меня сюда поселили? – резко спросила она.

– Ну, тебе негде жить...

– А цветы зачем? А коньяк?

– Ну, хотелось бы посидеть с тобой...

– Правильно, жена за границей, почему бы со мной не посидеть. А потом и полежать, да?

– Я даже не думал, – покраснел он.

– Не думал он... Да я вас насквозь вижу!

Она хотела смутить Филиппа Михайловича. Чтобы хоть как-то отомстить ему за потерянного ребенка. И она ввергла его в смятение.

Он долго молчал, думая, что сказать в свое оправдание. Наконец созрел.

– А если я для того и пришел, чтобы не только посидеть? – спросил он и смело посмотрел ей в глаза.

– Так, это уже интересно!

Ей действительно было интересно. Но еще и страшно. Она уже жалела о том, что вызвала его на откровенный разговор. Ведь за его откровенностью могла последовать откровенность с ее стороны. Этого она и боялась. Несдобровать ей, если она скажет все, что думает о нем.

– Что, если ты всегда нравилась мне? – чеканя каждое слово, спросил он.

– Не знаю, мне казалось, что вы не очень-то хотели видеть меня своей невесткой.

– Невесткой, может, и не хотел. А женой – очень даже может быть...

– Женой Вильяма?

– Нет. Своей женой.

– Оу!

– Тебя это шокирует?

– А вас?

– Меня – да. Но тем не менее я должен сказать... Должен сказать, что ты мне очень-очень нравишься... Я могу развестись с Риммой. Ты могла бы выйти за меня замуж.

– Теперь я точно в шоке.

– Ты даже не представляешь, насколько мы близки...

От волнения на лбу Филиппа Михайловича выступили крупные капли пота.

– Насколько?

– Даже не знаю, с чего начать... Вильям не может иметь детей.

– Это неправда.

– Правда... После Аринки у вас не было детей. И с новой женой у него не ладится из-за этого...

– Меня совершенно не волнует его новая жена. И о нем я не хочу ничего слышать.

– Вот поэтому я и решился на этот разговор... Даже не знаю, как в этом признаться. Но я должен...

– В чем признаться?

– В том, что я поступил как подлец... Но все это ради вашего с Вильямом счастья...

– Я ничего не понимаю.

– У вас была первая брачная ночь.

– Ну и что?

– В эту ночь ты зачала Аринку.

– И...

– Не от Вильяма зачала. От меня.

– Что?!.

– Да... Мы с матерью подумали, что так будет лучше. Все-таки родная кровь!..

Яна молча поднялась с места, порывисто смахнула со стола бутылку с коньяком. Филипп Михайлович испуганно зажмурился, ожидая удара. Но она всего лишь скрутила пробку с бутылки и приложилась к горлышку. Не чувствуя горечи, пила до тех пор, пока не почувствовала, как хмель замораживает сознание. На стол она поставила почти пустую бутылку. Закурила, в упор глядя на сжавшегося в комок Филиппа Михайловича. Никогда она не видела его таким жалким.

– Ты меня убил, папуля! – выпустив ему дым в лицо, сказала она.

– Я боялся тебе это сказать... – опуская глаза, пробормотал он.

Каким же чудовищем нужно было быть, чтобы обрюхатить собственную невестку.

– Вильям об этом знал?

– Да.

– Яблоко от яблони недалеко падает, – язвительно хмыкнула Яна.

Вильям такое же чудовище, как и отец. Еще и чмо в придачу... Будь он сейчас здесь, она бы с удовольствием выплеснула ему в лицо все свое презрение.

– Семья гоблинов!

– Ты не должна так говорить! – жалко возмутился Филипп Михайлович.

– Знаю, что не должна. Но говорю! Потому что ты вынудил меня!