Прости себе меня (СИ)

Глухо завыла, когда его рот вероломно накрыл её раскрытые губы. Яростно сминая их и кусая одновременно. Перехватил её за голову, блокируя. Углубил поцелуй и сделал пару шагов, заставляя Даниэлу попятится и удариться лопатками о стену. Ещё глубже. Ей показалось, что он делает это нарочно. Чтобы до боли. До рези в глазах.

Коленом растолкал её ноги и прижался к девушке. Крепче. Тяжело дыша и всё ещё удерживая её голову. Скользнул языком по губам, затрагивая подбородок и смещаясь на шею. Так сладко.

— Пусти! — заорала, впиваясь ногтями в его волосы. Оттягивая Егора от себя и давясь тихим воем, — Пусти меня!

Застыла, когда его влажные губы исчезли, а на замену им пришло тяжёлое дыхание, опаляющее кожу на линии подбородка.

— Вали, — Гордеев резко отступил, освобождая Дани от своих оков. Бросил на неё злобный, ядовитый взгляд, — вали давай! Чего стоишь?

Она содрогнулась и, выскочив из плена, засеменила к распахнутой входной двери. Прихрамывая и проклиная всё его существование, добралась до ворот и замерла.

Он издевается?

Оглянулась, задерживая дыхание. С ужасом ожидала его приближения. Отступила, когда Гордеев поравнялся с ней, и обняла себя за плечи, защищаясь.

Он молча прижал палец к сканеру и, дождавшись, когда дверь откроется, отошёл в сторону.

— О... — перевёл взгляд на дорогу. Дани осторожно вышла на нейтральную территорию, и тут же увидела приближающийся автомобиль, — твоя мамочка явилась. Вовремя, да?

Глава 23

Делать вид, что ей наплевать, не получалось. Дани не могла не акцентировать внимание на том, что это был друг Гордеева. В прошлом. Однако, сути это не меняло. Этот парень знал всю подноготную её школьных дней. Знал, что ей приходилось терпеть от доброжелательного соседа и... наверняка знал, в чём причина всех её бед. Они же были друзьями! Этот Федя просто обязан был знать о том, что стоит за той ненавистью, которой Егор кормил её все эти годы.

Боже... так много времени прошло. Около десяти лет, наверное. Она уже стала забывать о том, что когда-то они с Гордеевым ладили. Когда-то она даже позволила себе испытывать к нему симпатию. Наивную детскую влюблённость. Она рисовала для него открытки, поздравляя с днём Рождения, и была рядом, когда его собака попала под колёса автомобиля. Кажется, он это ценил.

Впервые она обожглась на похоронах его дяди. Брат его матери трагически и как-то нелепо погиб. Несчастный случай.

Это был дождливый августовский день. Родители не хотели брать её с собой на похороны. Но Дани хотела там быть. Настояла. Она знала, что Егор был дружен со своим дядей и наверняка переживал так, как переживает сын за отца. Она хотела быть рядом с ним. Хотела поддержать и сказать, что ничего не изменилось. Что она не злится на него за то, что он стал её игнорировать.

Но то, с какой злобой и ненавистью была отвергнута её протянутая рука, впоследствии навсегда отбило у неё желание не только говорить с ним, но и смотреть в его сторону.

Засунь свою руку себе в задницу, Ксенакис.

Он до боли стиснул тогда её пальцы, а затем отбросил от себя. С таким пренебрежением и яростью, что она, спрятав лицо, сбежала с похорон. Спряталась в отцовской машине и плакала. Горько и надсадно, размазывая слёзы по лицу. Не понимала, почему его отношение к ней так изменилось? За что он так с ней поступает? И ничем это не объясняет.

Сейчас она смотрела на Федю, который кропотливо ковырялся в системе, именуемой электронным замком, и не знала, стоит ли вообще начинать разговор? Может, простого приветствия более, чем достаточно? Можно ли задать Феде вопрос? Хоть один? Ответит ли он?