Прости за любовь

Они проходят несколько шагов, и у выхода отец оборачивается.

— Клянусь, прокляну до пятого колена, если выберешь его, — обещает на полном серьёзе, впившись в меня взором, полыхающим лютой яростью.

— Проклинай, — пребывая в неком ступоре, отзываюсь тихо. — Я его люблю и на этот раз никому не позволю повлиять на наше будущее.

Глава 40

Марсель

Пока покидаем территорию, огороженную колючей проволокой, Тата, бледная и расстроенная, молчит. Да и я, говоря по правде, не могу подобрать цензурных слов, способных описать эту встречу.

Папаша у неё — урод тот ещё, конечно. Разумеется, я был готов к тому, что он не встретит меня с распростёртыми папскими объятиями, но чтобы прям вот так…

— Стой.

Торможу прямо посреди аллеи. Сгребаю девчонку в охапку и прижимаю к груди.

— Прости за то, что всё так, — говорит она тихо.

— Извиняешься за него? Ты серьёзно? — целую висок и чуть отодвигаюсь.

— Ты не заслужил того, что услышал.

— А ты заслужила?

— Я привыкла.

— Тата… — замечаю влажные дорожки на щеках и, нахмурившись, аккуратно стираю одну из них пальцем.

Там держалась молодцом, а тут прорвало, видимо. Накрыло.

— Не плачь, детка.

Не могу видеть её слёзы ещё со школьных времён. Это зрелище — лезвием по сердцу.

— Он смирится однажды.

— Смирится? — повторяет за мной и качает головой.

— Возможно не сразу, а через какое-то время.

— Нет. Этого не произойдёт, Марсель.

— На самом деле и такой пример есть, — говорю ей честно. — Далеко ходить не надо. Матушкины предки батю так и не приняли. Дядя Лёха приезжает иногда, а бабушка нет. Нас для неё не существует.

— Почему так?

— Не одобрили выбор дочери. Даже много лет спустя. И ничего. Как видишь, живём своей дружной семьей душа в душу. Всё зашибись.

— И у нас так будет? — поднимает глаза и смотрит на меня с надеждой.

— По-любому. Я же пообещал тебе.

Обнимает крепче и прислоняется к плечу.

— Страшно, вдруг нет, — шепчет осторожно.

— Да с чего бы? — напрягает её неуверенность.

— Не знаю. Странное предчувствие.

— Что ещё за предчувствие?

— Тревожно. Ещё и отец собственный проклял…

— Не забивай голову ерундой. Он выдал эту чушь в пылу злости. Мы же на него такую новость бомбезную обрушили. Закачаешься.

— Он возненавидел меня ещё больше.

— Ожидаемо. Ты ведь нарушила всевозможные запреты. Выходишь замуж не за грузина. Ещё и за сына врага, получается. Естественно, его кроет.

— Пусть. Мне всё равно.

— Правда?

— Я устала играть свою роль, — вздыхает, обжигая шею горячим дыханием. — Не хочу быть марионеткой в его руках. И орудием мести матери тоже.

— Ты сказала ему, что любишь меня, — заботливо напоминаю, ощущая, как грудную клетку распирает от фейерверка эмоций.

Я, признаться, не ожидал. Когда эта фраза прозвучала, её смысловая нагрузка дошла до меня не сразу. Ступор конкретный в ту секунду словил.

— Сказала, как есть.

Судя по голосу, смущается и напрягается.

— Значит, всё-таки потеряла от меня голову?

Чувствую, как улыбается.

— Ещё нет.

— Держишься из последних сил?

Смеётся.

— Спорим, скоро это случится?

— Буду ждать.

Мягко поймав в захват подбородок, всё-таки вынуждаю взглянуть мне в глаза.

— Повторишь ещё разок?

— Марсель…

Её скулы красочно розовеют.

Ладно, хорошего понемножку. Не будем давить и выжимать из неё это признание. Она, похоже, и сама в шоке с того, что озвучила свои мысли. Причём не просто мне наедине сказала, а при папаше о своих чувствах заявила.

Вот это я понимаю!

Довольный как слон, улыбаюсь тоже, а затем просто притягиваю к себе её лицо для того, чтобы поцеловать эти прекрасные губы. Сладкие, сочные, мягкие, нежные и такие манящие…

Вот мой язык ловит её, вовлекая в незатейливую игру.

Закрываю глаза и бессовестно наслаждаюсь тем, как она отзывается на эту провокацию, тут же запуская своими действиями ряд химических реакций по моим венам.

Какой же это кайф! Когда сама вот так горячо отвечает мне…

Клянусь, если бы не некоторые особенности физиологии, целовал бы и целовал. Только её. До конца грёбаной жизни.

— Молодые люди, совсем стыд потеряли? — слышу сердитое замечание, прилетевшее откуда-то сбоку.

Иди дальше, тётя.

Но Тата, естественно, тут же отстраняется, а рядом с нами вскоре паркуется пожилая пара.

— Негде этим заниматься больше? — ворчит старушенция, облачённая в клетчатое платье. — Ни стыда, ни совести!

Джугели смущается пуще прежнего.

— Да ладно вам! Прямо преступление. Сами, что ль, никогда так не делали?

— Раньше порядочные девушки вели себя иначе.

— Она у меня самая порядочная из всех возможных, — подчёркиваю с гордостью.

— Что-то непохоже, — оценивающим и чисто по-женски завистливым взглядом изучает мою прекрасную спутницу. — Скромнее надо быть, милочка! — выводит по итогу.

— Завязывайте с нотациями, — цокаю, закатывая глаза.

— Кругом порнография! Куда не глянь.

— Галя!

— Это не порнография. Это любовь.

— Срам устроили средь бела дня! — по новой начинает.

— Дед, поцелуй её, а? Мож поостынет и подуспокоится? — обращаюсь к тощему старику, сопровождающему даму.

— Ох нет, — отмахивается тот, — безнадёжная идея, отравлюсь. У этой гремучки слюна с юных лет ядовитая.

— Это у кого там голос прорезался?