Прости. Забудь. Прощай

У него все были хорошие.

Жили мы в старом бараке, который почему-то официально назывался

финским домом.

Удобства во дворе. Побеленная белилами с синькой печка. Скрипучие

деревянные полы.

К зиме нужно было заготавливать дрова, а летом бесконечно наполнять водой

бочки для поливки огорода, таская от колонки на окраине городка тяжелые ведра…

Почему-то сейчас, когда имею «больше, чем заслуживаю» и ничего не

надо делать, если сам не захочу, так тянет в прошлое…

У нас в доме, где-то за печкой, жил сверчок.

Делал он это с большим удовольствием. Всех, кроме дедушки, его

громкое присутствие раздражало. Брат и я не раз безуспешно пытались найти

непрошенного жильца, но тот умело избегал встречи с такими «поклонниками»

его таланта, как мы. Однажды я наконец увидел сверчка на стене, застывшего в

пятне света, как артист на сцене. Он играл, дед, сидя неподалеку на скамеечке, читал газету. Заметив меня, вооруженного свернутым в трубочку журналом, он

привстал, сделал движение рукой, и сверчок медленно, как бы неохотно, сбежал вниз и исчез в щели пола.

— Зачем, дедуля? Я бы его сейчас…

— Пусть живет, — ответил дедушка. — Его век и без того короткий.

Так он относился ко всему живому, считая, что любая Божья тварь за-служивает к себе справедливого отношения. Потому что она пришла в этот мир

так же, как и мы. И чем мы лучше? Зачем зря обижать, тем более неразумное?

В день, когда дедушка умер, сверчок замолчал…

138

три МАШи и… ни одного Медведя

Из серии «Журавлевы»

Пока есть такие Журавлевы, сохраняется и дух России, в котором от-рицательное временно, а доброе — вечно!

Торопливо спешащая куда-то, похожая на сердитую торговку туча ро-няла на поселок из своего подола редкие и крупные, как клюква, капли дождя.

Ветер раздувал полы серой юбки и шаловливым щенком безжалостно лохма-тил ее края. И все же это была мирная конференция природы: громы и молнии

небесные силы не метали. Очень скоро тучка исчезла, как Чеширский кот, и, казалось, ниоткуда появилась улыбка радуги.

Под навесом из хорошо подогнанных друг к другу оструганных бревен вели пропахший крепким табачным дымом мужской разговор Степан и дед

Алексей. — Мне Анька сказала, но я не поверил сначала. Потом сам смотрю…

Точно! Округлилась твоя Мария. Думаю, надо спросить. Как это Степка столько

лет ждал, а тут… в десятку.

— Чего болтаешь, — огрызнулся Степан. — У нас полдеревни снайперов.

Вон… Светушенки. Каждый год новый.

— Так, да не так, — возразил дед. — Они и рады бы мимо стрельнуть, да не получается. Молодые! Им хоть узлом завяжи! А твое ружьишко долго на

стене висело, оттого и удивляюсь.

— Хватит, — оборвал его Степан. — Я и сам теперь вижу. Почему только

последним? Сказала, главное: «Гони в город за детской коляской. Обязательно

нашей, отечественной. Потом все объясню». Еще бы по радио или из прессы

об этом узнал!

— Врут нам, конечно, средства массовой информации много, но не всегда, — вставил дед. — Тут недавно передачу о китайской медицине слышал. Оказывается, что за ухо где ни схватишься — везде польза. Я сразу подумал: вот почему Колька у вас такой здоровый вырос. Теперь понятно. Вы его с Марьей до

седьмого класса за уши таскали. Подтверждается научный факт! Да и мимо нас

батяня не прошел ни разу, чтобы не вертануть, и… посмотри, что получилось!

Так они проговорили еще недолго о разном. Потом помолчали, пожали

друг другу руки, и Степан заторопился в город выполнять поручение жены.

Придя домой, дед Алексей поделился новостью со своей половиной.

Предупреждать ее никому ничего не рассказывать было так же бессмысленно, как просить траву не расти, а ветер не дуть. Любая тайна отражалась от

бабы Ани, как солнечный луч от зеркала, отскакивала от нее стремительной

139

элементарной частицей и с быстротой, нарушающей все законы мироздания, достигала ушей местных жительниц.

Начинала она обычно издалека, но постепенно и уверенно доводила слу-шателя до затейливо спрятанной за намеками новости, которая была для нее как

положенное на ладонь свежесваренное яйцо — слишком горячо, чтобы удержать.

— Баб Ань, чего нового слышно? — окликнули старуху скучающие на лавке у магазина женщины, обрадованные появлением ходячей местной газеты.

Они ждали вечно запаздывающую продавщицу.

— Какие у нас новости! Стареем!

— А твой дед Алексей, вон, совсем не меняется!

— Да как он состарится, когда у него башка из холодильника не выла-зит? Сегодня вот, правда, меньше. Степку надо поддерживать!

— А чего у Степки-то, — заинтересовались бабы.

— Я и так много сказала, — замахала руками баба Аня, порываясь уйти, но с

места не стронулась, а только наблюдала, как женщины, стряхивая шелуху семечек

с подолов, повскакивали с лавки и подошли поближе. Можно было начинать.

— Ой, Степка! Рассеянный такой стал. Хотя… любой бы на его месте…

— Чего, баба Ань? Не томи!

Старуха ледоколом прошла сквозь уважительно расступающуюся перед ней толпу женщин и села на лавку. Кольцо тут же сомкнулось вокруг нее, как рожь в песне о коробейниках. Ради такого момента стоило жить!