Простись со всеми, детка!

Евдокия невольно поглядела на настенные часы, показывавшие половину двенадцатого. Подумала: «Не рановато ли?.. Тем более я за рулем».

Но отказаться не посмела, поскольку Ира продолжала:

– Я как раз борщ доварю, рюмашку грохну и, может быть, усну на часик? Вторые сутки на ногах, глаз не сомкнула, а сна нет как нет.

Ирина достала из навесного шкафчика початую бутыль с отличным коньяком. Мотя, помнится, шутила: «Иркин муж – училка. Нашему Игорьку уже давно пора магазин открывать, первосортной выпивкой и дорогущими конфетами приторговывать. – Недоумевала: – И почему у благодарных родителей такое скудоумное воображение: раз учитель – мужчина, значит ему на все праздники вина да коньяки дарить ну просто обязательно необходимо!»

Учительская жена достала из того же шкафчика еще и коробку эксклюзивных шоколадных конфет, села за стол напротив Дуси, накапала коньяку в простецкие (кухонные) рюмашки.

– Ну. Земля пухом моей Вероничке.

– Царствие Небесное, – поддержала Евдокия.

Выпили не чокаясь, поморщились, скорее от послевкусия трагедии.

– Ир. Ты друзей Вероники, что с ней вчера были, хорошо знаешь?

– Угу, – кусая конфету, кивнула женщина.

– Можешь мне рассказать, как вчера все было?

– Могу, конечно. Слушай.

О том, что и как происходило вечером в клубе «Герда», Евдокия уже знала от Павлова, но услышать историю из уст родной сестры покойной – не лишнее. Ира лучше следователя знает всех ребят и девушек, с ее подачи и ракурса может выплыть нечто новое, полезное для дела.

Но Ира ничего особенного к рассказу Павлова добавить не смогла.

Дружная компания из восьми ребят – пяти девушек и трех парней – обычно старалась занять любимый столик в полукружии диванчика-подковы. Столик этот стоял почти посередине зала, за спинкой дивана туда-сюда ходили посетители. За вспышками светомузыки разглядеть их передвижения довольно сложно. Вероника в какой-то момент оставила друзей на танцполе, вернулась за столик, собираясь пригубить коктейля и немного отдышаться…

В тот вечер в клубе проводился конкурс «Лучшая подружка Санта-Клауса». Декабрь вообще своеобразный месяц, чуть ли не с первых чисел он проходит в последовательном предвкушении магазинных распродаж, каникул, католического Рождества и далее-далее, по нарастающей, до середины января.

Веронику, скорее всего, ткнули шилом в наиболее кульминационный момент вечера: на возвышении, под крики толпы, собрались финалистки в коротких алых полушубках на полуголых телах. Сверкали дорогим бельем. Толпа ревела, подхлестывала подвыпивших Снегурочек одобрением… Освещение сосредоточилось на подиуме, остальной зал почти погрузился в темноту, все внимание клиентов и работников «Герды» сосредоточилось на лихих Снегурках.

Когда друзья вернулись за столик, то не сразу поняли, что Вероника мертва. Протискиваясь мимо вроде бы задремавшей Моти, одна из девушек задела ее колени, Вероника завалилась на сиденье…

Визг перепуганной подружки Моти не заглушила даже «кислота».

– В общем, что сказать? – закончила повествование Ирина. – Убили – не заметили.

– Понятно, – поерзав по табурету, кивнула Землероева. – Ир. А смерть Кирюхи Вероничка всерьез расследовала? Или так… для галочки, чтоб к нам в агентство устроиться?

Ирина покрутила головой:

– Всерьез. Кода в конце августа ей отказали в приеме на работу в частную гимназию, Вероничка на пару месяцев духом пала. Потом вроде бы опомнилась. Начала опять искать работу… А тут смерть Воронцова. Встреча с Линкой. Все один к одному сложилось, Вероничка в расследование всерьез вцепилась. Хотела доказать, что видит то, чего другие пропускают.

Она ж у нас упорная. Была.

– Ей кто-нибудь угрожал?

– Нет.

– Она тебе что-нибудь о своем расследовании рассказывала?

– Да когда? – повела плечом сестра. – У меня работа, дети, дом… Почти не виделись.

– Понятно. Прости.

– И ты о ней, Дуся, плохо не думай. Вероничка не врушка, она просто хотела выйти замуж. За хорошего человека.

Мама Евдокии Землероевой утверждала, что основной отличительной чертой ее дочери является Упрямство. Именно с прописной буквы. (Паршин, скрытно уважавший это же свойство подруги, в эпитетах не скромничал и больших букв ей не присваивал, мог приласкать «козой упертой», «ослицей» или «самой упертой девицей Москвы».)

Набычившись и стискивая зубы, Евдокия ехала к пятиэтажной брежневке, располагавшейся в пятнадцати минутах ходьбы от площади у трех вокзалов. От Павлова она уже узнала, что реанимировать дело о смерти Воронцова по вновь открывшимся обстоятельствам ему навряд ли позволят. Дело изначально – тухлое, в архив списали и забыли. Максимум что сделал Дима – это отправил с утра двух оперов по адресам для выяснения алиби братьев Карпухиных.

И уже отзвонился по одному из фигурантов:

– Геннадий был у подружки с вечера по утро. Вместе с ними до часу ночи заседали еще три типажа, Гену и соседи видели, так что алиби – подтверждено. Увы.

– Он мог не сам убить.

– Заказать? – усмехнулся Павлов. – О чем ты, Дуся, Карпухины – голь перекатная!

– Но старший Карпухин имеет определенные связи.

– Да я не спорю… Покопаться надо.

– Вот я и еду… рыть.